Смотреть больше слов в «Современном энциклопедическом словаре»
I(Николай Гаврилович) — знаменитый писатель. Род. 12 июля 1828 г. в Саратове. Отец его, протоиерей Гавриил Иванович (1795-1861), был человек весьма зам... смотреть
чернышевский сущ., кол-во синонимов: 1 • хлеб (75) Словарь синонимов ASIS.В.Н. Тришин.2013. . Синонимы: хлеб
Чернышевский (Николай Гаврилович) — знаменитый писатель. Род. 12 июля 1828 г. в Саратове. Отец его, протоиерей Гавриил Иванович (1795-1861), был человек весьма замечательный. Большой ум, в связи с серьезной образованностью и знанием не только древних, но и новых языков, делали его исключительно личностью в провинциальной глуши; но всего замечательнее были в нем поразительная доброта и благородство. Это был евангельский пастырь в лучшем значении слова, от которого в то время, когда полагалось обращаться сурово с людьми для их же блага, никто не слыхал ничего, кроме слов ласки и привета. В школьном деле, всецело построенном тогда на зверской порке, он никогда не прибегал ни к каким наказаниям. И вместе с тем этот добрый человек был необыкновенно строг и ригористичен в своих требованиях; в общении с ним нравственно подтягивались самые распущенные люди. Из ряду вон выходящая доброта, чистота души и отрешенность от всего мелкого и пошлого всецело перешли и к его сыну. Николай Гаврилович Ч., как человек, был истинно-светлой личностью — это признают злейшие враги его литературной деятельности. Самые восторженные отзывы о Ч., как человеке, принадлежат двум престарелым представителям духовного сословия, не находившим достаточно слов, чтобы охарактеризовать вред писаний и теорий Ч. Один из них, преподаватель разных семинарий Палимпсестов, душевно скорбит о том, что это "существо с самой чистой душой" превратилось, благодаря увлечению разными западноевропейскими лжеучениями, в "падшего ангела"; но вместе с тем он категорически заявляет, что Ч. "действительно в свое время <i>походил на ангела во плоти</i> ". Сведения о личных качествах Ч. очень важны для понимания его литературной деятельности; они дают ключ к правильному освещению многих сторон ее и прежде всего того, что теснее всего связано с представлением о Ч. — проповеди утилитаризма. Заимствованный у такого же исключительно-доброго человека — Дж. Ст. Милля — утилитаризм Ч. не выдерживает критики, не закрывающей глаза на действительность. Ч. самые лучшие движения нашей души хочет свести к "разумному" эгоизму — но "эгоизм" этот весьма своеобразный. Оказывается, что человек, поступая благородно, действует так не для других, а исключительно для себя. Он поступает хорошо, потому что поступать хорошо доставляет ему удовольствие. Таким образом, дело сводится к простому спору о словах. Не все ли равно, чем мотивировать самопожертвование; важно только то, что появляется охота жертвовать собой. В трогательно-наивных стараниях Ч. убедить людей, что "поступать хорошо не только возвышенно, но и выгодно", ярко сказался только высокий строй души самого проповедника "разумного эгоизма", столь оригинально понимавшего "выгоду". Среднее образование Чернышевский получил при особенно благоприятных условиях — в тиши идеально мирно жившей семьи, в состав которой входила и жившая на одном дворе с Чернышевскими семья А. Н. Пыпина, двоюродного брата Н. Г. по матери. Ч. был старше Пыпина на 5 лет, но они были очень дружны, и с годами их дружба все крепла. Ч. миновал ужасную бурсу дореформенной эпохи и низшие классы семинарии и только в 14 лет прямо поступил в старшие классы. Подготовил его главным образом ученый отец, при некоторой помощи учителей гимназии. Ко времени поступления в семинарию молодой Ч. уже обладал огромной начитанностью и приводил учителей в изумление своими обширными знаниями. Товарищи его обожали: это был всеобщий поставщик классных сочинений и усердный репетитор всех обращавшихся к нему за помощью. Пробыв два года в семинарии, Ч. продолжал занятия дома и в 1846 г. отправился в Петербург, где поступил в университет, на историко-филологический факультет. Чернышевскому-отцу пришлось выслушать по этому поводу упреки со стороны некоторых представителей духовенства: они находили, что ему следовало бы направить сына в духовную академию и не "лишать церковь будущего светила". В университете Ч. усердно занимался факультетскими предметами и был в числе лучших учеников Срезневского. По его поручению, он составил этимолого-синтаксический словарь к Ипатьевской летописи, который позднее (1853 г.) был напечатан в "Известиях" II отделения академии наук. Гораздо больше университетских предметов его увлекли другие интересы. Первые годы студенчества Ч. были эпохой страстного интереса к вопросам социально-политическим. Его захватил конец того периода истории русской передовой мысли, когда шедшие к нам из Франции 1840-х годов социальные утопии в той или другой форме, в большей или меньшей степени отразились и в литературе, и в обществе (см. Петрашевцы и Русская литература). Ч. стал убежденным фурьеристом и на всю жизнь остался верен этой наиболее мечтательной из доктрин социализма, с тем, впрочем, очень существенным отличием, что фурьеризм был довольно равнодушен к вопросам политическим, к вопросам о формах государственной жизни, между тем как Ч. придавал им большое значение. Отличается также миросозерцание Ч. от фурьеризма и в вопросах религиозных, в которых Ч. был свободным мыслителем. В 1 850 г. Ч. окончил курс кандидатом и уехал в Саратов, где получил место старшего учителя гимназии. Здесь он, между прочим, очень сблизился с сосланным в Саратов Костомаровым и некоторыми ссыльными поляками. Постигло его за это время великое горе — умерла нежно-любимая мать; но в этот же период саратовской жизни он женился на любимой девушке (напечатанный десять лет спустя роман "Что делать?", "посвящается другу моему О. С. Ч.", т. е. Ольге Сократовне Чернышевской). В конце 1853 г., благодаря хлопотам старого петербургского знакомого — известного педагога Иринарха Введенского, занимавшего влиятельное положение в педагогическом персонале военно-учебных заведений, — Ч. перешел на службу в Петербург, учителем русского языка во 2-м кадетском корпусе. Здесь он продержался не больше года. Превосходный преподаватель, он был недостаточно строг к ученикам, которые злоупотребляли его мягкостью и, охотно слушая интересные рассказы и объяснения его, сами почти ничего не делали. Из-за того, что он не дал дежурному офицеру унять шумевший класс, Ч. пришлось оставить корпус, и он всецело отдается с тех пор литературе. Начал он свою деятельность в 1853 г. небольшими статьями в "СПб. Ведомостях" и в "Отечественных Записках", рецензиями и переводами с английского, но уже в начале 1854 г. перешел в "Современник", где скоро стал во главе журнала. В 1855 г. Ч., выдержавший экзамен на магистра, представил в качестве диссертации рассуждение: "Эстетические отношения искусства к действительности" (СПб., 1855). В те времена эстетические вопросы еще не получили тот характер общественно-политических лозунгов, который они приобрели в начале 60-х годов и потому то, что впоследствии показалось разрушением эстетики, не возбудило никаких сомнений или подозрений среди членов весьма консервативного историко-филологического факультета петербургского университета. Диссертация была принята и допущена к защите. Магистрант успешно отстаивал свои тезисы и факультет без сомнения присудил бы ему искомую степень, но кто-то (по-видимому — И. И. Давыдов, "эстетик" весьма своеобразного типа) успел настроить против Ч. министра народного просвещения А. С. Норова; тот возмутился "кощунственными" положениями диссертации, и степень не была дана магистранту. Литературная деятельность Ч. в "Современнике" на первых порах почти всецело была посвящена критике и истории литературы. В течение 1855-57 гг. появился ряд обширных историко-критических статей его, в ряду которых особенно выдающееся место занимают знаменитые "Очерки Гоголевского периода", "Лессинг" и статьи о Пушкине и Гоголе. Кроме того, он в эти же годы со свойственной ему изумительнейшей работоспособностью и необыкновенной писательской энергией дал журналу ряд меньшего объема критических статей о Писемском, Толстом, Щедрине, Бенедиктове, Щербине, Огареве и др., многие десятки обстоятельных рецензий и вдобавок еще вел ежемесячные "Заметки о журналах". В конце 1857 г. и начале 1858 г. вся эта литературная производительность направляется в другую сторону. За исключением данной (1858) для поддержки возникавшего симпатичного журнала "Атеней" статьи о Тургеневской "Асе" ("Русский человек на rendez-vous"), Ч. теперь почти оставляет область критики и весь отдается политической экономии, вопросам внешней и внутренней политики и отчасти выработке философского миросозерцания. Этот поворот был вызван двумя обстоятельствами. В 1858 г. наступил весьма критический момент в подготовке освобождения крестьян. Доброе желание правительства освободить крестьян не ослабело, но, под влиянием сильных связями своими реакционных элементов высшей правительственной аристократии, реформа подвергалась опасности быть значительно искаженной. Надо было отстаивать проведение ее на возможно-широких началах. Вместе с тем надо было защищать один очень дорогой Ч. принцип — общинное землевладение, которое ему, с его фурьеристским идеалом совместной хозяйственной деятельности человечества, было особенно близко. Принцип общинного землевладения приходилось ограждать не столько от элементов реакционных, сколько от людей, считавших себя прогрессистами — от буржуазно-либерального "Экономического Указателя" профессора Вернадского, от Б. Н. Чичерина, от стоявшего тогда в первых рядах передового лагеря Катковского "Русского Вестника"; да и в обществе к общинному землевладению относились с известным недоверием, потому что преклонение перед ним исходило от славянофилов. Подготовление коренных переворотов в русской общественной жизни и назревание коренного перелома в общественно-политическом миросозерцании большинства передовой части нашей интеллигенции тоже отвлекали по преимуществу публицистический темперамент Ч. от литературной критики. Годы 1858-62 являются в жизни Ч. эпохой усиленных занятий над переводом или, вернее, переделкой Миллевской политической экономии, снабженной обширными "Примечаниями", а также над длинным рядом политико-экономических и политических статей. Из них выдаются: по <i>вопросу поземельному и крестьянскому </i>— статья по поводу "Исследования о внутренних отношениях народной жизни и в особенности сельских учреждениях России" (1857, № 7); "О поземельной собственности" (1857, №№ 9 и 11); статья по поводу речи Бабста "О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала" (1857, № 10); "Ответ на письмо провинциала" (1858, № 3); "Обозрение мер, принятых до сего времени (1858) к устройству быта помещичьих крестьян" (1858, № 1); "Меры, принятые к ограничению помещичьей власти в царствование императрицы Екатерины II, Александра I и Николая I" (1858, № 10); "По поводу статьи г-на Тройницкого "О числе крепостных людей в России"" (1858, № 2); "О необходимости держаться возможно умеренных цифр при определении величины выкупа усадеб" (1858, № 11); "Труден ли выкуп земли" (1859, № 1); ряд обозрений журнальных статей по крестьянскому вопросу (1858, №№ 2, 3, 5; 1859, № 1); "Критика философских предубеждений против общинного владения" (1858, № 12); "Экономическая деятельность и законодательство" (продолжение предыдущей статьи); "Материалы для решения крестьянского вопроса" (1859, № 10); "Капитал и труд" (1860, № 1); "Кредитные дела" (1861, № 1). <i>По вопросам политическим</i>: "Кавеньяк" (1858, №№ 1 и 4); "Борьба партии во Франции при Людовике XVIII и Карле X" (1858, №№ 8 и 9); "Тюрго" (1858, № 9), "Вопрос о свободе журналистики во Франции" (1859, № 10); "Июльская монархия" (1860, №№ 1, 2, 5); "Нынешние английские виги" (1860, № 12); "Предисловие к нынешним австрийским делам" (1861, № 2); "Французские законы по делам книгопечатания" (1862, № 3). Когда "Современнику" было разрешено завести политический отдел, Ч. ежемесячно писал политические обозрения в течение 1859, 1 8 60,1861 и первых 4 месяцев 1862 г.; обозрения эти часто доходили до 40-50 страниц. В 4 последних книжках за 1857 г. (№№ 9-12) Ч. принадлежит "Современное обозрение", а в № 4 за 1862 г. — "Внутреннее обозрение". К сфере непосредственно <i> философских</i> работ Ч. относится только известная статья "Антропологический принцип в философии" (1860, №№ 4 и 5). Смешанный характер носит ряд <i> публицистически-полемических статей</i>: "Г. Чичерин, как публицист" (1859, № 5), "Леность грубого простонародья" (1860, № 2); "История из-за г-жи Свечиной" (1860, № 6); "Прадедовские нравы" (по поводу записок Державина, 1860, №№ 7 и 8); "Новые периодические издания ("Основа" и "Время", 1861, № 1); "О причинах падения Рима. Подражание Монтескье" (по поводу "Истории цивилизации во Франции" Гизо, 1861, № 5); "Непочтительность к авторитетам" (по поводу "Демократии в Америке" Токвиля, 1861, № 6); "Полемические красоты" (1860, №№ 6 № 7); "Национальная бестактность" (1860, № 7); "Русский реформатор" (о "Жизни графа Сперанского" барона Корфа, 1860, № 10); "Народная бестолковость" (о газете "День", 1860, № 10); "Самозванные старейшины" (1862, № 3); "Научились ли!" (1862, № 4). Как ни интенсивна была эта поразительно плодовитая деятельность, Ч. все-таки не оставил бы такой важной отрасли журнального влияния, как литературная критика, если бы в нем не создалась уверенность, что нашелся человек, которому он спокойно может передать критический отдел журнала. К концу 1857 г. если не для всей читающей публики, то лично для Ч. обрисовалось во всю свою величину первостепенное дарование Добролюбова, и он, не колеблясь, передал критический жезл первенствующего журнала двадцатилетнему юноше. Уже благодаря одной этой проницательности, деятельность Добролюбова становится славной страницей в литературной биографии Ч. Но в действительности роль Ч. в ходе деятельности Добролюбова гораздо значительнее. Из общения с Ч. Добролюбов черпал ту обоснованность своего миросозерцания, тот научный фундамент, который при всей его начитанности не мог у него быть в двадцать один, двадцать два года. Когда Добролюбов умер и стали говорить о том огромном влиянии, которое Ч. оказал на молодого критика, он в особой статье ("Изъявление признательности") протестовал против этого, стараясь доказать, что Добролюбов шел в своем развитии самостоятельным путем уже потому, что он по таланту выше его, Ч. Против последнего в настоящее время едва ли кто станет спорить, если, конечно, не говорить о заслугах Ч. в сфере политико-экономических вопросов, где он занимает такое крупное место. В иерархии главарей русской критики Добролюбов бесспорно выше Ч. Добролюбов выдерживает до сих пор самое страшное из литературных испытаний — испытание времени; его критические статьи читаются и теперь с неослабевающим интересом, чего нельзя сказать о большей части критических статей Ч. В Добролюбове, только что пережившем период глубокого мистицизма, несравненно больше страсти, чем у Ч. Чувствуется, что он свои новые убеждения выстрадал, и поэтому-то он и читателя волнует больше, чем Ч., основным качеством которого тоже является глубочайшая убежденность, но очень ясная и спокойная, давшаяся ему без внутренней борьбы, точно непреложная математическая формула. Добролюбов литературно злее Ч.; недаром Тургенев говорил Ч.: "Вы просто ядовитая змея, а Добролюбов змея очковая". В сатирическом приложении к "Современнику" — "Свистке", который восстановлял своей едкостью всех литературных противников "Современника", больше самого журнала, Ч. почти никакого участия не принимал; первенствующую роль в нем играло сосредоточенно-страстное остроумие Добролюбова. Помимо остроумия, у Добролюбова вообще литературного блеска больше, чем у Ч. Тем не менее общая окраска того идейного богатства, которое Добролюбов с таким блеском развертывал в своих статьях, уже потому одному не могла не быть отчасти результатом влияния Ч., что с первого дня знакомства оба писателя чрезвычайно привязались друг к другу и почти ежедневно виделись. Совокупная деятельность Ч. и Добролюбова придала "Современнику" огромное значение в истории прогрессивного движения в России. Такое руководящее положение не могло не создать ему многочисленных противников; очень многие с крайним недоброжелательством следили за возрастающим влиянием органа Ч. и Добролюбова на молодое поколение. Сначала, однако, полемика между "Современником" и другими журналами шла в пределах чисто литературных, без особого обострения. Русский "прогресс" переживал тогда свой медовый месяц, когда, за самыми ничтожными исключениями, вся, можно сказать, интеллигентная Россия была проникнута живейшим желанием сдвинуться с места и разногласия были только в деталях, а не в основных чувствах и стремлениях. Характерным выражением этого единодушия может служить то, что Ч. в конце 50-х годов около года был членом редакции официального "Военного Сборника". К началу 60-х годов соотношение русских партий и единодушие прогрессивного движения значительно видоизменяются. С освобождением крестьян и подготовкой большей части "великих реформ" освободительное движение и в глазах правящих сфер, и в сознании значительной части умеренных элементов общества получило законченность; дальнейшее следование по пути перемен государственного и общественного строя начинало казаться ненужным и опасным. Но настроение, во главе которого стоял Ч., не считало себя удовлетворенным и все порывистее стремилось вперед. В конце 1861 и начале 1862 г. общая картина политического положения резко видоизменилась. Разразились студенческие беспорядки в спб. университете, усилилось польское брожение, появились призывающие молодежь и крестьян к бунту прокламации, произошли страшные петербургские пожары, в которых, без малейшего основания, но очень упорно видели связь с нарождением в молодежи революционных настроений. Добродушное отношение к крайним элементам совершенно исчезло. В мае 1862 г. "Современник" был закрыт на 8 месяцев, а 12 июня 1862 года был арестован Ч. и заключен в Петропавловскую крепость, где просидел около 2 лет. Сенат приговорил Ч. к 14 годам каторжной работы. В окончательной конфирмации срок был сокращен до 7 лет. 13 мая 1864 г. приговор был объявлен Ч. на Мытнинской площади. Имя Ч. почти исчезает из печати; до его возвращения из ссылки о нем обыкновенно говорилось описательно, как об "авторе <i>Очерков Гоголевского периода</i>" или "авторе <i>Эстетического отношения искусства к действительности</i>" и т. п. В 1865 г. было разрешено 2-е изд. "Эстетического отношения искусства к действительности", но без имени автора ("издание А. Н. Пыпина"), а в 1874 г. вышли "Основания политической экономии" Милля, тоже, как "издание А. Н. Пыпина", без имени переводчика и без "Примечаний". Первые 3 года своего пребывания в Сибири Ч. провел в Кадае, на монгольской границе, а затем был водворен на Александровский завод Нерчинского округа. Во время пребывания в Кадае ему было разрешено трехдневное свидание с женой и 2 маленькими сыновьями. Жилось Ч. в материальном отношении сравнительно не особенно тяжело, потому что политические арестанты в то время настоящей каторжной работы не несли. Ч. не был стеснен ни в сношениях с другими заключенными (Михайлов, польские повстанцы), ни в прогулках; одно время он даже жил в отдельном домике. Он очень много читал и писал, но все написанное немедленно уничтожал. Одно время на Александровском заводе устраивались спектакли, и Ч. сочинял для них небольшие пьесы. "Арестантам из простых они мало нравились, вернее, даже и совсем не нравились: Ч. был для них слишком серьезен" ("Научное Обозрение", 1899, № 4). В 1871 г. закончился срок каторги и Ч. должен был перейти в разряд поселенцев, которым самим предоставлялось избрать место жительства в пределах Сибири. Тогдашний шеф жандармов, граф П. А. Шувалов, вошел, однако, с представлением о поселении Ч. в Вилюйске. Это было значительным ухудшением его участи, потому что климат на Александровском заводе умеренный, и жил там Ч. в общении с интеллигентными людьми, а Вилюйск лежит в 450 верстах за Якутском, в самом суровом климате, и в 1871 г. имел лишь 40 построек. Общество Ч. в Вилюйске ограничивалось несколькими приставленными к нему казаками. "Пребывание Ч. в таком удаленном от цивилизованного мира пункте было тягостно; тем не менее он деятельно работал над разными сочинениями и переводами. В 1883 г. министр внутренних дел граф Д. А. Толстой исходатайствовал возвращение Ч., которому для жительства была назначена Астрахань. В ссылке он жил на средства, которые ему, в меру его скромнейших потребностей, присылали Некрасов и ближайшие родственники. С 1885 г. начинается последний период деятельности Ч. Оригинального, не считая предисловий к "Всемирной истории" Вебера, за это время Ч. дал немного: статью в "Русских Ведомостях" (1885) "Характер человеческого знания", длинную, всего менее блещущую поэтическими достоинствами поэму из древнекарфагенской жизни "Гимн Деве Неба" ("Русская Мысль", 1885, № 7) и большую статью, подписанную псевдонимом <i>Старый трансформист</i> (все другие работы и переводы астраханского периода подписаны псевдонимом <i>Андреев</i>) — "Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь" ("Русская Мысль", 1888, № 9). Статья "Старого Трансформиста" обратила на себя внимание и многих поразила своей манерой: странно было в ней пренебрежительно-насмешливое отношение к Дарвину и сведение Дарвиновской теории к буржуазной выдумке, созданной для оправдания эксплуатации рабочего класса буржуазией. Некоторые, однако, усматривали в этой статье прежнего Ч., привыкшего подчинять все интересы, в том числе и чисто научные, целям борьбы за общественные идеалы. В 1885 г. друзья устроили для Ч. у известного издателя-мецената К. Т. Солдатенкова перевод 15-томной "Всеобщей Истории" Вебера. Эту огромную работу Ч. выполнял с изумительной энергией, переводя в год по 3 тома, каждый в 1000 страниц. До V тома Ч. переводил буквально, но затем стал делать большие сокращения в Веберовском тексте, который, вообще, ему очень не нравился своей устарелостью и узко-немецкой точкой зрения. Взамен выброшенного он стал прибавлять, в виде предисловий, ряд все разраставшихся очерков: "о правописании мусульманских и в частности арабских имен", "о расах", "о классификации людей по языку", "о различиях между народами по национальному характеру", "общий характер элементов, производящих прогресс", "климаты". К быстро последовавшему за первым 2-му изданию 1-го тома Вебера Ч. приложил "очерк научных понятий о возникновении обстановки человеческой жизни и о ходе развитии человечества в доисторические времена". В Астрахани Ч. успел перевести 11 томов Вебера. В июне 1889 г., по ходатайству бывшего тогда астраханским губернатором князя Л. Д. Вяземского, ему разрешено было поселиться в родном Саратове. Там он с прежней энергией принялся за Вебера, успел перевести <sup>2</sup>/<sub>3</sub> XII тома и, ввиду того, что перевод приходил к концу, стал подумывать о новом грандиозном переводе — 16-томного "Энциклопедического Словаря" Брокгауза. Но чрезмерная работа надорвала старческий организм, питание которого шло очень плохо, вследствие обострения давнишней болезни Ч. — катара желудка. Проболев всего 2 дня, Ч. в ночь с 16 на 17 октября 1889 г. скончался от кровоизлияния в мозг. Смерть его значительно содействовала восстановлению правильного к нему отношения. Печать различных направлений отдала дань уважения его обширнейшей и поразительно разносторонней образованности, его блестящему литературному таланту и необыкновенной красоте его нравственного существа. В воспоминаниях лиц, видевших Ч. в Астрахани, больше всего подчеркивается удивительная его простота и глубокое отвращение ко всему, что хотя бы отдаленнейшим образом напоминало позу. С ним не раз пробовали говорить о перенесенных им страданиях, но всегда безрезультатно: он утверждал, что никаких особенных испытаний не перенес. В 1890-х годах было отчасти снято запрещение, лежавшее на сочинениях Ч. Без имени автора, как "издания М. Н. Чернышевского" (младшего сына), появились 4 сборника эстетических, критических и историко-литературных статей Ч.: "Эстетика и поэзия" (СПб., 1893); "Заметки о современной литературе" (СПб., 1894); "Очерки Гоголевского периода русской литературы" (СПб., 1890) и "Критические статьи" (СПб., 1895). О первой из значительных работ Ч. — "Эстетических отношениях искусства к действительности" — до сих пор держится мнение, что она является основой и первым проявлением того "разрушения эстетики", которое достигло апогея в статьях Писарева, Зайцева и др. Это мнение не имеет никакого основания. Трактат Ч. уже по тому одному никак нельзя причислить к "разрушению эстетики", что он все время заботится об "истинной" красоте, которую — правильно или нет, это уже другой вопрос — усматривает главным образом в природе, а не в искусстве. Для Ч. поэзия и искусство — не вздор: он только ставит им задачей отражать жизнь, а не "фантастические полеты". На позднейшего читателя диссертация, несомненно, производит странное впечатление, но не тем, что она якобы стремится упразднить искусство, а тем, что она задается совершенно бесплодными вопросами: что <i>выше</i> в эстетическом отношении — искусство или действительность, и где чаще встречается истинная красота — в произведениях искусства или в живой природе. Здесь сравнивается несравнимое: искусство есть нечто вполне самобытное, главную роль в нем играет <i>отношение художника к воспроизводимому.</i> Полемическая постановка вопроса в диссертации была реакцией против односторонности немецких эстетик 40-х гг., с их пренебрежительным отношением к действительности и с их утверждением, что идеал красоты — абстрактный. Проникающее же диссертацию искание идейного искусства было только возвращением к традициям Белинского, который уже с 1841-42 гг. отрицательно относился к "искусству для искусства" и тоже считал искусство одной из "нравственных деятельностей человека". Лучшим комментарием ко всяким эстетическим теориям всегда служит практическое применение их к конкретным литературным явлениям. Чем же является Ч. в своей критической деятельности? Прежде всего — восторженным апологетом Лессинга. О лессинговском "Лаокооне" — этом эстетическом кодексе, которым всегда старались побивать наших "разрушителей эстетики", — Ч. говорит, что "со времен Аристотеля никто не понимал сущность поэзии так верно и глубоко, как Лессинг". Вместе с тем, конечно, особенно увлекает Ч. боевой характер деятельности Лессинга, его борьба со старыми литературными традициями, резкость его полемики и вообще беспощадность, с которой он очищал авгиевы стойла современной ему немецкой литературы. В высшей степени важны для уяснения литературно-эстетических взглядов Ч. и статьи его о Пушкине, писанные в тот же год, когда появилась диссертация. Отношение Ч. к Пушкину — прямо восторженное. "Творения Пушкина, создавшие новую русскую литературу, образовавшие новую русскую поэзию", по глубокому убеждению критика, "будут жить вечно". "Не будучи по преимуществу ни мыслителем, ни ученым, Пушкин был человек необыкновенного ума и человек чрезвычайно образованный; не только за тридцать лет, но и ныне в нашем обществе немного найдется людей, равных Пушкину по образованности". "Художнический гений Пушкина так велик и прекрасен, что, хотя эпоха безусловного удовлетворения чистой формой для нас миновала, мы доселе не можем не увлекаться дивной, художественной красотой его созданий. Он — истинный отец нашей поэзии". Пушкин "не был поэтом какого-нибудь определенного воззрения на жизнь, как Байрон, не был даже поэтом мысли вообще, как, например, Гете и Шиллер. Художественная форма "Фауста", "Валленштейна" или "Чайльд Гарольда" возникла для того, чтобы в ней выразилось глубокое воззрение на жизнь; в произведениях Пушкина мы не найдем этого. У него художественность составляет не одну оболочку, а зерно и оболочку вместе". Для характеристики отношения Ч. к поэзии очень важна также небольшая статья его о Щербине (1857 г.). Будь сколько-нибудь верна литературная легенда о Ч., как о "разрушителе эстетики", Щербина — этот типичный представитель "чистой красоты", весь ушедший в древнюю Элладу и созерцание ее природы и искусства, — всего менее мог бы рассчитывать на его доброе расположение. В действительности, однако, Ч., заявляя, что ему "античная манера" Щербины "несимпатична", тем не менее приветствует встреченное поэтом одобрение: "если фантазия поэта вследствие субъективных условий развития, была переполнена античными образами, от избытка сердца должны были говорить уста, и г-н Щербина прав перед своим талантом". Вообще "автономия — верховный закон искусства", а "<i>верховный закон поэзии: храни свободу своего таланта, поэт</i>". Разбирая "ямбы" Щербины, в которых "мысль благородна, жива, <i>современна</i>", критик недоволен ими, потому что в них "мысль не воплощается в поэтическом образе; она остается холодной сентенцией, она вне области поэзии". Стремление Розенгейма и Бенедиктова примкнуть к духу времени и воспевать "прогресс" не возбудило в Ч., как и в Добролюбове, ни малейшего сочувствия. Ревнителем художественных критериев Ч. остается и в своих разборах произведений наших романистов и драматургов. Он, например, очень строго отнесся к комедии Островского "Бедность не порок" (1854), хотя вообще высоко ставил "прекрасное дарование" Островского. Признавая, что сложные по основной мысли произведения бывают слабы даже и в чисто художественном отношении", критик выдвигает на первый план "пренебрежение автора к требованиям искусства". К числу лучших критических статей Ч. принадлежит небольшая заметка (1856) о "Детстве и отрочестве" и "Военных рассказах" Льва Толстого. Толстой принадлежит к числу тех немногих писателей, которые сразу получили всеобщее признание и верную оценку; но только один Ч. подметил в первых же произведениях Толстого необыкновенную "<i>чистоту нравственного чувства</i>". Весьма характерна для определения общей физиономии критической деятельности Ч. его статья о Щедрине: он намеренно уклоняется от обсуждения общественно-политических вопросов, на которые наводят "Губернские Очерки", сосредоточивает все свое внимание на "<i>чисто психологической</i> стороне типов, представляемых Щедриным", стараясь показать, что сами по себе, по своей натуре, герои Щедрина — вовсе не нравственные уроды: они стали нравственно-неприглядными людьми, потому что в окружающей среде никаких примеров истинной нравственности не видели. Известная статья Ч. "Русский человек на rendez-vous ", посвященная Тургеневской "Асе", всецело относится к тем статьям "по поводу", где о самом произведении почти ничего не говорится и все внимание сосредоточено на общественных выводах, связанных с произведением. Главным создателем этого рода публицистической критики в нашей литературе является Добролюбов, в своих статьях об Островском, Гончарове и Тургеневе; но если принять во внимание, что названные статьи Добролюбова относятся к 1859 и 1860 гг., а статья Ч. — к 1858 г., то к числу создателей публицистической критики надо будет отнести и Ч. Но, как уже было отмечено в статье о Добролюбове, публицистическая <i>критика</i> ничего общего не имеет с ложно приписываемым ей требованием <i>публицистического искусства.</i> И Ч., и Добролюбов требуют от художественного произведения только одного — правды, а затем этой правдой пользуются для выводов общественного значения. Статья об "Асе" посвящена выяснению того, что при отсутствии у нас общественной жизни только и могут выработаться такие дряблые натуры, как герой Тургеневской повести. Лучшей иллюстрацией к тому, что, прилагая к литературным произведениям публицистический метод исследования их содержания, Ч. вовсе не требует тенденциозного изображения действительности, может служить одна из последних (конец 1861 г.) критических статей его, посвященная рассказам Николая Успенского. Казалось бы, рассказы Николая Успенского, в весьма непривлекательном виде рисующие народ, должны были бы возбудить неприятное чувство в таком пламенном демократе, как Ч. На самом деле Ч. горячо приветствует Успенского именно за то, что он "пишет о народе правду без всяких прикрас". Он не видит никакого основания "утаивать перед самим собой истину ради мужицкого звания" и протестует против "пресной лживости, усиливающейся идеализировать мужиков". В критических статьях Ч. много прекрасных страниц, в которых сказался и блестящий литературный талант его, и большой ум. Но в общем ни критика, ни эстетика не были его призванием. В "Полемических красотах" (1861) Ч. сам сообщает, что с тех пор как он в начале 1858 г. отдался изучению экономических вопросов, он совершенно отстал от текущей журналистики и не читал даже "Русского Вестника" (в то время, наряду с "Современником", главный журнал наш). Литература в непосредственном смысле слова не захватывала Ч. всецело. Этим объясняется то, что примыкающие к критическим статьям Ч. историко-литературные исследования его гораздо интереснее и ценнее. Говоря об <i> истории</i> литературы, Ч. имеет возможность говорить об общественных настроениях, о схемах общественной жизни, о философских системах, об исторических перспективах — и тут он у себя дома. В ряду историко-литературных исследований Ч., первенствующее место занимают "Очерки Гоголевского периода". Это — поистине прекрасная книга, которая с пользой и наслаждением читается и теперь. По отношению к разработке и уяснению хода истории новейшей русской литературы, "Очерки" занимают то же положение, как статьи Белинского — по отношению к истории нашей литературы XVIII и первой трети ХIХ вв. Когда Ч. приступал к своей задаче — дать очерк развития литературных понятий, завершившихся деятельностью Белинского, — это был еще вчерашний день и никому еще не приходило на ум систематизировать такие свежие события. Тем труднее была задача Ч., которому приходилось прокладывать первые просеки и ставить путеводные вехи. Главной целью его было восстановить и укрепить исчезавшую память о Белинском, статьи которого были погребены в старых журналах. Предварительно Ч. приходилось воссоздавать ряд литературных портретов тем же путем утомительнейшего изучения старых журналов. Еще по отношению к Полевому и Сенковскому Ч. оказали известную помощь статьи Белинского об этих писателях; но литературный облик Надеждина всецело создан Ч. Еще менее, конечно, имел Ч. в своем распоряжении материалов для воссоздания духовного облика Белинского, если не считать устных рассказов Анненкова. Деятельность Белинского разработана у Ч. несколько односторонне: взят по преимуществу Белинский последнего периода, когда он требовал, чтобы искусство отзывалось на запросы жизни. Эпизод консервативного прославления "разумной действительности" затронут мимолетно; эпоха чисто-эстетических требований от искусства разработана с меньшей детальностью. В общем, однако, Ч. дал широкую и захватывающую картину умственного движения, выразителем которого был Белинский. Чернышевский-публицист во всем блеске этого своего настоящего призвания сказался, главным образом, в своей политико-экономической деятельности. Ниже дан очерк экономических идей Ч. и определено их значение в истории критики современного экономического строя; здесь же, для характеристики Ч., как <i> журналиста</i>, необходимо отметить, что если он проявил в области экономики замечательную силу <i> чисто-научного </i>анализа, то это произошло как-то само собой, в силу свойств его крупного, широко обобщающего и тонко расчленяющего ума, искреннего в своем желании помочь бедствующим сердцам. Источник экономических работ Ч. — не в научных стремлениях, а в чисто публицистических, т. е. в желании осветить определенным образом текущую злобу дня. Журнальные заметки, политические обозрения, статьи философские, экономические, политические — все это имеет одну цель: дискредитировать буржуазный строй, буржуазное миросозерцание, буржуазных общественных и политических деятел... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович [12(24) 7 1828, Саратов,—17(29).10.1889, там же], рус. революц. демократ, просветитель-энциклопедист, писате... смотреть
Николай Гаврилович (12.VII.1828 -17(29).X.1889) - рус. революц. публицист, философ-материалист и социалист-утопист, лит. критик и писатель, вождь револ... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1829-1889) - русский философ, писатель, общественный деятель. В 1842-1846 учился в Саратовской духовной семинарии. В 1... смотреть
Николай Гаврилович (1829-1889) - русский философ, писатель, общественный деятель. В 1842-1846 учился в Саратовской духовной семинарии. В 1850 окончил историко-философский факультет Петербургского университета. До 1853 преподавал литературу в Саратовской гимназии. Вернулся в Петербург, где написал и защитил магистерскую диссертацию. Сотрудничал в журналах "Отечественные записки" и "Современник". Ближайшим его последователем и сотрудником являлся Н.А. Добролюбов. Сблизился с революционерами организации "Земля и воля". В 1862 следует арест, тюремное заключение, семь лет категории (1864-1871), затем ссылка в Вилюйск. В 1883 получил право жить в Астрахани. В 1889 (незадолго до смерти) возвращается в Саратов. Испытал воздействие социалистических идей П.Ж. Прудона, Леру, Л. Блана, утилитаристской этики Бентама и Милля, идей русских западников (прежде всего Герцена и Белинского). Однако, центральной фигурой, повлиявшей на духовное развитие Ч., был Фейербах. Кроме философии, эстетики, этики и разработки идей утопического социализма Ч. много сделал в области политической экономии, получив высокую оценку своих работ у Маркса. Условия изоляции, в которые он попал после ареста, приостановили духовное развитие Ч., пошедшего по пути упрощения ряда своих ранних идей. Ч. считается одним из идеологов нигилизма (наиболее полно разработанного Писаревым), давшим ряд образцов "новых людей" в своем написанном в Петропавловской крепости романе "Что делать" (1863). Ч. слывет последовательным материалистом, что не совсем верно по отношению к основному периоду его творчества, который точнее характеризовать как реализм и антропологизм. Основные философские произведения: "Эстетическое отношение искусства к действительности" (1855, магистерская диссертация); "Антропологический принцип в философии" (1860); "Письма без адреса" (1862); "Характер человеческого знания" (1885) и др. Антропологизм выступает у Ч. концепцией, позволяющей рассматривать человека ; община выступает у Ч. также как единый организм, обладающий духовным измерением. Индивид включен в социальной и индивидуальной жизни в цепь обусловленностей и причинных зависимостей, делающих невозможным феномен свободы воли, на существовании которого настаивает западноевропейский идеализм. Человек суть единая сущность, соединяющая в себе материальную и духовную стороны жизни. Проявления человеческого организма - частные случаи всеобщих законов природы. Поведение задается и контролируется психическими механизмами, подкрепляемыми эгоистическими ориентациями человека на выгоду, совпадающую с удовольствием. Личностный природный эгоизм (как волевое начало) может быть поставлен под контроль разумом, нигилистически относящимся к несовершенству окружающей социальной жизни и исходящему из идей общей пользы, ради достижения которой допустимо революционное насилие над сопротивляющимися и противодействующими этой идее. Идеи разума естественнонаучно обосновываются, поэтому философия возможна только как научная философия, постигающая естественные законы природы и жизни и способная на их основе формулировать идеалы достойного бытия человека и нормировать природный эгоизм через введение категории "должного" как необходимости достижения идеала. Нормирование через категорию должного порождает принципы так называемого разумного эгоизма. Следование последним накладывает очень сильные (в пределе - аскетические) ограничения на личность, требует подчинения им всей жизни (в том числе и частной), что доступно далеко не всем, а только "новым людям", посвящающим жизнь революционному переустройству мира. Соответственно, считает Ч., не может быть социально-нейтральной философской доктрины, - последняя всегда социально-политически обусловлена, выражает интересы конкретных социальных сил и есть средство в их борьбе за сохранение или преобразование существующего порядка. В последующем у Ч. добавляются и экономические аргументы в пользу своей доктрины. Таким образом, он как бы заранее детерминирует этический импе-ративизм субъективной социологии условиями социального и экономического бытия (в частности, работа "Антропологический принцип в философии" была написана как ответ на раннюю работу Лаврова "Очерки вопросов практической философии"). Одной из сквозных тем Ч. является тема русской общины, которую он, вслед за Герценом, рассматривает как проявление и выражение "подлинного", "естественного" бытия человека; община выступает у Ч. также как носитель социалистического начала (русский мужик как стихийный "революционер" и "социалист"). Отсюда и его общая с Герценом идея "избегания" Россией стадий капиталистического развития и прямого перехода (через крестьянскую революцию у Ч.) к социализму. (При этом признание позитивной необходимости трансформации русского общества на социалистических началах неизбежно приводили Ч. к определенной идеализации потенциальной роли сильной российской государственности в этом процессе). Данный круг идей лег в основу народничества как идейно-революционного движения и социально-философского течения в русской мысли. Другая сквозная тема творчества Ч. - обоснование реализма как принципа "уважения к жизни" и в эстетической системе и художественном методе. Так, Ч. обосновывает самодостаточность объективной действительности, продуцирующей "из себя" критерии своей оценки. Красота социально и исторически обусловлена. Искусство есть лишь "замена" действительности и не может быть "выше ее". Оно не может быть определено как "тяга к прекрасному", а должно пониматься как "воспроизведение природы и жизни". Эстетический человек - это прежде всего человек естественный, погруженный во всю полноту жизни. Художественное творчество выступает как способ познания действительности через соединение образа и мысли. Но оно же есть и способ "приговора" над действительностью, исходя из развивающихся сугубо человеческих задач. У позднего Ч. последовательная (до логического конца) проработка идей приводила зачастую к крайним формам материализма, атеизма и социологизма, редукционно упрощая и вульгаризируя ряд плодотворных содержательных разработок более раннего периода. Влияние Ч. в эстетике оказалось гораздо большим, чем его влияние собственно в философии. Велика его роль в идейных течениях второй половины 19 в. Он стал кумиром для нескольких поколений революционной молодежи. Свою идейную зависимость от Ч. признавал Ленин. В советский период Ч. рассматривался как центральная фигура в истории русской философии. В.Л. Абушенко... смотреть
Николай Гаврилович (1828–89) – российский мыслитель, писатель, экономист, философ. Родился в Саратове в семье священника. Учился в Саратовской духовной семинарии (1842–45), окончил историко-филологическое отделение Петербургского университета (1850). На формирование его мировоззрения оказали влияние классики немецкой философии, английской политэкономии, французского утопического социализма (Гегель, Фейербах, Рикардо, Фурье и др.). С 1853 Ч. сотрудничает в журналах «Отечественные записки» и «Современник» и живет в Петербурге. В 1855 защитил магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства и действительности». Революционно-публицистическая деятельность Ч. была направлена против царизма и крепостничества. Ч. – один из родоначальников народничества. В 1862 был арестован, приговорен к унизительному обряду гражданской казни (19 мая 1864) и отправлен на каторжные работы, затем – в ссылку в Вилюйск. Экономические произведения Ч. содержали глубокий анализ и критику крепостничества, обоснование экономической программы крестьянской революции, критику капитализма и западной политэкономии. В них создавалась новая экономическая теория – «политическая экономия трудящихся», развивалось и обосновывалось социалистическое учение. Одной из первых экономических работ Ч. была статья «О земле как элементе богатства» (1854), написанная в связи с изданием книги либерального экономиста А. Львова. Ч. выступил в ней с критикой западной политэкономии. Вслед за тем появились другие экономические произведения, написанные в течение 1850-х гг., в числе которых статьи «О поземельной собственности», «О новых условиях сельского быта», «Устройство быта помещичьих крестьян», «Славянофилы и вопрос об общине», «Критика философских предупреждений против общинного владения», «Суеверие и правда логики» и др. Важные экономические работы были написаны в начале 1960-х гг., в том числе: «Капитал и труд», «Замечания к книге Д.С. Милля «Основания политической экономии»»; «Очерки из политической экономии по Миллю», «Письма без адреса». В своей аграрной программе Ч. исходил из необходимости полной ликвидации помещичьей собственности на землю, помещичьего землевладения. Земля должна была стать государственной собственностью с передачей ее в пользование крестьянским общинам. Требование национализации земли составляло важнейший пункт его аграрной программы. Помещичьи хозяйства ликвидировались и заменялись крестьянскими. Но такие хозяйства представляли только первый шаг на пути создания новой экономической системы. В дальнейшем предусматривался переход к крупным коллективным хозяйствам, которые в состоянии обеспечить прогресс производства, основанного на широком применении достижений науки и техники. В решении аграрной проблемы значительное место отводилось крестьянской общине. Отношение к ней изложено Ч. в ряде произведений, в частности в статьях «О поземельной собственности», «Критика философских предупреждений против общинного владения», «Суеверие и правила логики» и др. Учитывая сохранение крестьянской общины в России, Ч. считал необходимым использовать ее в социально-экономических преобразованиях, отводил ей важное место в структуре того аграрного строя, который должен был утвердиться после ликвидации крепостничества. «Политическая экономия трудящихся» рассматривала все основные проблемы экономической теории. Отвергая определение предмета политэкономии как науки о богатстве, Ч. называл ее наукой о материальном благосостоянии человека, насколько оно зависит от вещей и положений, производимых трудом. В качестве метода исследования Ч. выдвинул метод гипотез, получивший название гипотетического. Это, по существу, метод абстракций, нацеленный на то, чтобы с помощью научных предположений (гипотез) освободиться от влияния второстепенных, усложняющих условий и установить главное. Ч. отметил заслугу А. Смита и Д. Рикардо в создании трудовой теории стоимости. Он считал, что стоимость принадлежит только вещам, произведенным трудом, а труд – единственный источник производства. С позиции трудящихся из трудовой теории стоимости был сделан вывод о том, что если продукт обязан своим возникновением труду, то он весь должен составлять принадлежность того самого организма, трудом которого создан. «Политэкономия трудящихся» по-иному, чем западные экономисты, трактовала проблему труда, его купли-продажи. Чернышевский исходил из того, что труд не является продуктом, а представляет собой производительную силу, его источник. Отсюда следовал вывод, что труд не может быть предметом торговли, хотя это, как само собой разумеющееся, принималось буржуазной политэкономией. В подходе к капиталу Ч. также не ограничился позицией классиков западной политэкономии. Он делал отличный от них вывод: поскольку капитал является продуктом труда, то и принадлежать он должен тем, кто его создал. «Политэкономия трудящихся» означала существенный шаг вперед в толковании земельной ренты. Еще в статье «О земле как элементе богатства» содержалась мысль о том, что существует рента и с худших участков, т. е. абсолютная земельная рента. Хотя данное положение не получило теоретического обоснования, тем не менее оно представляло шаг вперед в развитии теории ренты. Ч. определил ренту как излишек прибыли и выступил с критикой «закона» убывающего плодородия почвы. Ч. дал характеристику капиталистической конкуренции, экономических кризисов и некоторых других вопросов. «Политэкономия трудящихся» явилась выдающимся достижением не только русской, но и мировой экономической мысли.... смотреть
Николай Гаврилович (1828–89) – российский мыслитель, писатель, экономист, философ. Родился в Саратове в семье священника. Учился в Саратовской духовной семинарии (1842–45), окончил историко-филологическое отделение Петербургского университета (1850). На формирование его мировоззрения оказали влияние классики немецкой философии, английской политэкономии, французского утопического социализма (Гегель, Фейербах, Рикардо, Фурье и др.). С 1853 Ч. сотрудничает в журналах «Отечественные записки» и «Современник» и живет в Петербурге. В 1855 защитил магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства и действительности». Революционно-публицистическая деятельность Ч. была направлена против царизма и крепостничества. Ч. – один из родоначальников народничества. В 1862 был арестован, приговорен к унизительному обряду гражданской казни (19 мая 1864) и отправлен на каторжные работы, затем – в ссылку в Вилюйск. Экономические произведения Ч. содержали глубокий анализ и критику крепостничества, обоснование экономической программы крестьянской революции, критику капитализма и западной политэкономии. В них создавалась новая экономическая теория – «политическая экономия трудящихся», развивалось и обосновывалось социалистическое учение. Одной из первых экономических работ Ч. была статья «О земле как элементе богатства» (1854), написанная в связи с изданием книги либерального экономиста А. Львова. Ч. выступил в ней с критикой западной политэкономии. Вслед за тем появились другие экономические произведения, написанные в течение 1850-х гг., в числе которых статьи «О поземельной собственности», «О новых условиях сельского быта», «Устройство быта помещичьих крестьян», «Славянофилы и вопрос об общине», «Критика философских предупреждений против общинного владения», «Суеверие и правда логики» и др. Важные экономические работы были написаны в начале 1960-х гг., в том числе: «Капитал и труд», «Замечания к книге Д.С. Милля «Основания политической экономии»»; «Очерки из политической экономии по Миллю», «Письма без адреса». В своей аграрной программе Ч. исходил из необходимости полной ликвидации помещичьей собственности на землю, помещичьего землевладения. Земля должна была стать государственной собственностью с передачей ее в пользование крестьянским общинам. Требование национализации земли составляло важнейший пункт его аграрной программы. Помещичьи хозяйства ликвидировались и заменялись крестьянскими. Но такие хозяйства представляли только первый шаг на пути создания новой экономической системы. В дальнейшем предусматривался переход к крупным коллективным хозяйствам, которые в состоянии обеспечить прогресс производства, основанного на широком применении достижений науки и техники. В решении аграрной проблемы значительное место отводилось крестьянской общине. Отношение к ней изложено Ч. в ряде произведений, в частности в статьях «О поземельной собственности», «Критика философских предупреждений против общинного владения», «Суеверие и правила логики» и др. Учитывая сохранение крестьянской общины в России, Ч. считал необходимым использовать ее в социально-экономических преобразованиях, отводил ей важное место в структуре того аграрного строя, который должен был утвердиться после ликвидации крепостничества. «Политическая экономия трудящихся» рассматривала все основные проблемы экономической теории. Отвергая определение предмета политэкономии как науки о богатстве, Ч. называл ее наукой о материальном благосостоянии человека, насколько оно зависит от вещей и положений, производимых трудом. В качестве метода исследования Ч. выдвинул метод гипотез, получивший название гипотетического. Это, по существу, метод абстракций, нацеленный на то, чтобы с помощью научных предположений (гипотез) освободиться от влияния второстепенных, усложняющих условий и установить главное. Ч. отметил заслугу А. Смита и Д. Рикардо в создании трудовой теории стоимости. Он считал, что стоимость принадлежит только вещам, произведенным трудом, а труд – единственный источник производства. С позиции трудящихся из трудовой теории стоимости был сделан вывод о том, что если продукт обязан своим возникновением труду, то он весь должен составлять принадлежность того самого организма, трудом которого создан. «Политэкономия трудящихся» по-иному, чем западные экономисты, трактовала проблему труда, его купли-продажи. Чернышевский исходил из того, что труд не является продуктом, а представляет собой производительную силу, его источник. Отсюда следовал вывод, что труд не может быть предметом торговли, хотя это, как само собой разумеющееся, принималось буржуазной политэкономией. В подходе к капиталу Ч. также не ограничился позицией классиков западной политэкономии. Он делал отличный от них вывод: поскольку капитал является продуктом труда, то и принадлежать он должен тем, кто его создал. «Политэкономия трудящихся» означала существенный шаг вперед в толковании земельной ренты. Еще в статье «О земле как элементе богатства» содержалась мысль о том, что существует рента и с худших участков, т. е. абсолютная земельная рента. Хотя данное положение не получило теоретического обоснования, тем не менее оно представляло шаг вперед в развитии теории ренты. Ч. определил ренту как излишек прибыли и выступил с критикой «закона» убывающего плодородия почвы. Ч. дал характеристику капиталистической конкуренции, экономических кризисов и некоторых других вопросов. «Политэкономия трудящихся» явилась выдающимся достижением не только русской, но и мировой экономической мысли.... смотреть
Николай Гаврилович (1828, Саратов – 1889, там же), русский писатель, экономист, общественный деятель.Н. Г. Чернышевский Родился в семье священник... смотреть
Николай Гаврилович (1828, Саратов – 1889, там же), русский писатель, экономист, общественный деятель. Родился в семье священника. Окончил Саратовскую духовную семинарию и в 1846 г. поступил на историко-филологическое отделение Петербургского ун-та, где занимался под руководством выдающегося исследователя древнерусского языка И. И. Срезневского, но гораздо больше интересовался общественными науками и политикой: читал работы по утопическому социализму, французские политические газеты, труды немецких философов. Окончив ун-т (1850), Чернышевский некоторое время работал в Саратове преподавателем гимназии, а в 1853 г. вернулся в Петербург, где активно сотрудничал в литературных журналах: сначала в «Отечественных записках», затем в «Современнике». В магистерской диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855) критически анализировал основные положения эстетики Г. В. Ф. Гегеля. Основной тезис «Прекрасное есть жизнь» был направлен на утверждение приоритета реальности по отношению к художественному творчеству. Материалистическая направленность диссертации вызвала недовольство министра народного просвещения А. С. Норова, и ученая степень Чернышевскому присуждена не была. Посвятив себя журнальной деятельности, Чернышевский в середине 1850-х гг. становится фактическим редактором «Современника», превратив его в ведущий орган революционных демократов. В 1855–57 гг. он публикует работы, посвященные истории литературы: «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855–56), «Лессинг, его время, его жизнь и деятельность» (1857). В критических статьях о творчестве Л. Н. Толстого, М. Е. Салтыкова-Щедрина, И. С. Тургенева и др. Чернышевский использовал рецензируемые произведения как предлог для обсуждения злободневных политических проблем. Особенно ярко этот прием проявился в статье «Русский человек на rendez-vous», в которой под видом разбора повести И. С. Тургенева «Ася» дан сатирический памфлет, направленный против нерешительной политики русского либерализма. В то же время Чернышевский глубоко понимал художественную специфику литературы. В статье, посвященной автобиографической трилогии Л. Н. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность», Чернышевский дал проницательный анализ творческого метода Толстого-психолога, найдя для него удачную формулировку – «диалектика души». На рубеже 1850–60-х гг. Чернышевский публикует в «Современнике» работы, посвященные экономическим и политическим проблемам. Он выступает с резкой критикой результатов крестьянской реформы 1861 г., принимает участие в деятельности революционного подполья, из-за чего был арестован в 1862 г. В Петропавловской крепости Чернышевский написал роман «Что делать?» (1862–63), который объединяет черты утопического и пропагандистского жанров. Четвертый сон Веры Павловны, главной героини романа, рисует перед читателем картину социалистического будущего. Вместе с тем Чернышевский попытался выйти за рамки утопии и связать идеалы героев романа с реальной действительностью. Сюжетная линия, посвященная истории «новых людей»: Веры Павловны, Кирсанова, Лопухова и «особенного человека» революционера Рахметова, – была призвана дать конкретное руководство к действию тем, кто хотел «перенести будущее в настоящее». Чернышевскому удалось достичь поставленной цели: роман был опубликован в «Современнике», а потом – несмотря на цензурный запрет – в течение нескольких десятилетий был одной из наиболее влиятельных для русского общества книг. В мае 1864 г. Чернышевский был подвергнут «гражданской казни» и сослан на каторгу в Нерчинские рудники; по окончании каторги провел еще 15 лет в ссылке в Якутске. Все эти годы Чернышевский продолжал, по мере возможности, заниматься литературой и наукой. В наиболее значительном художественном произведении этого времени романе «Пролог» он возвращается к эпохе политических споров между демократами и консерваторами накануне крестьянской реформы 1861 г. Главный герой романа Волгин наделен автобиографическими чертами, а прототипом другого персонажа Левицкого стал Н. А. Добролюбов. В 1885 г. Чернышевскому разрешили поселиться в Астрахани, а в 1888 г. он переехал в Саратов, где начал вновь заниматься литературным трудом, переводить работы зарубежных историков. Однако здоровье писателя было подорвано резкими переменами климата, и он умер в возрасте 61 года.... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828-89), рус. революционер-демократ, учёный, писатель. В своих экон. и политич. воззрениях Ч. приблизился к материа... смотреть
Чернышевский, Н. Г. (1828 - 1889) - русский писатель, публицист и социалист. Родился в Саратове в семье священника. Окончив саратовскую семинарию, в 1846 г. поступил на филологический факультет петербургского университета. В университете увлекался утопическим социализмом Фурье. После непродолжительной преподавательской деятельности сначала в Саратове, а затем в Петербурге, целиком отдался публицистической и критической работе в передовых журналах того времени: "Отечественных Записках" и "Современнике". Наряду с литературной деятельностью Чернышевский вел и политическую работу, руководя нелегальными петербургскими кружками и активно участвуя в работе партии "Земля и Воля". 12 июня 1862 г. Чернышевский за составление прокламации к крестьянам был арестован и после двухлетнего заключения, во время которого им был написан знаменитый роман "Что делать", приговорен к 14 годам каторжных работ, сокращенным до 7 лет. После отбытия срока каторги в 1871 г. был отправлен в Вилюйск (Якутская область). В 1883 г. получил разрешение поселиться в Астрахани, а в 1889 г. вернулся в Саратов, где в октябре того же года и умер.<br><b>Синонимы</b>: <div class="tags_list">хлеб</div><br><br>... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828-89), публицист, литературный критик, писатель. В 1856-62 один из руководителей журнала "Современник", в области ... смотреть
Чий Чешский Чес Чернышевский Чернышев Черныш Черный Чернский Черневый Черкес Черевик Червы Черви Червенский Чек Чейн Сычение Сыч Сырник Сыр Сын Сшив Срыв Сныч Сный Скин Скен Сквый Скверный Сквер Сирый Сиреневый Син Сивый Сивер Сеченый Сечевик Серый Серный Серник Серин Сервы Серв Сенкевич Сени Секирный Сек Сейш Сейнер Севр Северный Северин Север Сев Свыше Свч Свечник Свечин Рыск Рысий Рык Рнк Риск Рис Ринк Рин Рик Речник Речевик Рений Рениевый Рение Рейс Рейн Рей Реечный Рев Рвение Ный Нсый Никс Нечий Нечешский Нереис Нерв Нер Невский Невр Невис Невер Кыр Кси Крысий Кришный Кричный Крис Крин Кресивый Креневый Кренев Крен Кныр Кнр Кишечный Кич Кий Киев Кивер Кеш Кечий Керн Кен Кейс Кейв Кевир Кевин Квый Иск Инк Икс Иерей Ершиный Ершик Ерш Ерник Ерик Енисей Ение Ейск Евсей Еврик Еврей Евр Вышний Выше Вычинк Вычерк Вший Вчерне Все Внеш Вне Вич Вис Винер Вие Вешний Чикс Вешенский Чин Веш Чинк Вечный Вечерник Вечерний Вечер Чинш Чир Чирей Вече Весы Чревный Веский Швейник Шевер Шейк Шик Вершник Верный Вереск Венчик Шныр Веник Венерик Век Вейник Веерный Веер Шри Веничек Венский Шнек Верес Верченый Шкив Шире Вес Шивер Шив Шейкер... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ ЧЕРНЯТИНСКИЙРусский писатель и философ Н. Г. Чернышевский обязан своей фамилией тому, что его отец при поступлении в Тамбовское духовн... смотреть
Хватать/ хватить Чернышевского. Жарг. угол., арест. Шутл.-ирон. Плохо питаться, голодать. /em> Чернышевский — чёрный хлеб. Балдаев 2, 142; Мильяненков,... смотреть
имя собств., сущ. муж. родаЧернишевський
Rzeczownik Чернышевский Czernyszewski
Начальная форма - Чернышевский, винительный падеж, единственное число, мужской род, неодушевленное
678185, Саха (Якутия) Республики, Мирнинского
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ - чеpный хлеб
Чернышевский, Александр Николаевич (1854 — 1915 в Риме) — поэт и прозаик, математикПсевдонимы: Ч—ский, Ал.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов... смотреть
Чернышевский (дополнение к статье) (Николай Гаврилович) — В 1905—06 гг. вышло в свет в СПб. в 10 томах (последний в 2 ч.) "Полное Собрание Сочинений Ч.". В последнем томе хорошо составленная библиография книг и статей о Ч. См. воспоминания о Ч. Короленко в "Русск. Богатстве" (1904, 11, и 1905, 6); П. Николаев, "Личные воспоминания о пребывании Н. Г. Ч. на каторге" (Москва, 1906); К. Федоров, "Жизнь великих людей. Н. Г. Ч." (2 изд., СПб., 1905); М. Лемке, "Политические процессы М. Михайлова, Д. Писарева и Н. Ч." (СПб., 1907), где подробно по архивным материалам изложен процесс Ч., и доказано, что у сената не было никаких данных для признания Ч. виновным. <i> В. В—в. </i><br><br><br>... смотреть
(Николай Гаврилович) — В 1905—06 гг. вышло в свет в СПб. в 10 томах (последний в 2 ч.) "Полное Собрание Сочинений Ч.". В последнем томе хорошо составленная библиография книг и статей о Ч. См. воспоминания о Ч. Короленко в "Русск. Богатстве" (1904, 11, и 1905, 6); П. Николаев, "Личные воспоминания о пребывании Н. Г. Ч. на каторге" (Москва, 1906); К. Федоров, "Жизнь великих людей. Н. Г. Ч." (2 изд., СПб., 1905); М. Лемке, "Политические процессы М. Михайлова, Д. Писарева и Н. Ч." (СПб., 1907), где подробно по архивным материалам изложен процесс Ч., и доказано, что у сената не было никаких данных для признания Ч. виновным. <span class="italic"><br><p>В. В—в. </p></span><br>... смотреть
Чернышевский (насильственный) мир (у калужан, коих усобицы прекратил генерал-губернатор П. Чернышев при Петре I).См. ВОЛЯ - НЕВОЛЯ
Чернышевский, Михаил Николаевич — сотр. «Волж. В.» (1910)Псевдонимы: М. Ч.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общ... смотреть
(1828 1889) русский писатель, публицист и социалист. Родился в Саратове в семье священника. Окончив саратовскую семинарию, он в 1846 г. поступает на филологический факультет петербургского университета. В университете Чернышевский увлекался утопическим социализмом Фурье. После непродолжительной преподавательской деятельности сначала в Саратове, а затем в Петербурге, Чернышевский целиком отдался публицистической и критической работе в передовых журналах того времени: "Отечественных Записках" и "Современнике". Наряду с литературной деятельностью Чернышевский вел и политическую работу, руководя нелегальными петербургскими кружками и активно участвуя в работе партии "Земля и Воля". 12 июня 1862 г. Чернышевский за составление прокламации к крестьянам был арестован и после двухлетнего заключения, во время которого им был написан знаменитый роман "Что делать", приговорен к 14 годам каторжных работ, сокращенным до 7 лет. После отбытия срока каторги Чернышевский в 1871 г. был отправлен в Вилюйск (Якутская область). В 1883 г. он получил разрешение поселиться в Астрахани, а в 1889 г. вернулся в Саратов, где в октябре того же года и умер. Чернышевский много писал по вопросам философии, истории, политической экономии ("Комментарии к Миллю") и литературы. "Главная его заслуга, говорит Плеханов, заключается в том, что его теоретическая мысль работала в том самом направлении, в каком совершалась главная работа передовой общественной мысли Запада. Правда, общая отсталость России и неблагоприятно осложнившиеся условия его собственной жизни привели к тому, что его мысль отставала в своем движении от передовой западно-европейской мысли. Он явился у нас проповедником философии Фейербаха в то время, когда на Западе логическое развитие этой философии уже привело к появлению научного миросозерцания Маркса и Энгельса. Но до тех пор, пока это миросозерцание оставалось неизвестным в России, взгляды Чернышевского являлись самым важным приобретением русской философской и общественной мысли. И поскольку эта мысль отказывалась от этого своего приобретения, как она сделала это в лице П. Лаврова и его последователей, постольку она шла назад в своем развитии. В настоящее время взгляды Чернышевского должны считаться "превзойденной ступенью". Но его нельзя было превзойти иначе, как развивая дальше основные положения его собственного миросозерцания" (том VI, стр. 337).... смотреть
(1828-1889)русский демократ, ученый, философ, литературный критик. Ч. считал, что каждый народ имеет "свой патриотизм", свою психологию, которые проявл... смотреть
Чернышевский Н.Г. Чернышевский Николай Гаврилович (1828 - 1889) Русский писатель, публицист, литературный критик, философ. Афоризмы, цитаты - Чернышевс... смотреть
Чернышевский Н.Г. - биография Чернышевский Николай Гаврилович (1828 - 1889) Чернышевский Н.Г. Биография Русский писатель, публицист, литературный крити... смотреть
ЧЕРНЫШЕ́ВСКИЙ Ник. Гаврилович (1828-89) - мыслитель и публицист, один из основоположников рус. народнич. социализма, глава рев.-разночинцев (1850-60-е гг.). Род. в Саратове, в семье священнослужителя. Окончил духовное уч-ще, затем поступил прямо в старший класс Тамбовской духовной семинарии. Уже в то время поражал окружающих начитанностью, блестящими способностями, знанием языков (лат., греч., еврейск., франц., англ., польского). Окончив ист.-филол. ф-т Петерб. ун-та, работал ст. препод. Саратов, г-зии, в 1853 переехал с женой в Петербург, защитил магист. дисс. "Эстетические отношения иск-ва к действительности", занимался науч. и публицистич. деят-ностью, сотрудничал в ж. "Отеч. записки" и "Современник", затем стал во главе последнего. Арестован за составление прокламации "Барским крестьянам" (1862), подвергнут гражд. казни (1864), приговорен к 7 годам каторги и до 1883 пробыл в Сибири. Вернувшись, жил в Астрахани, занимаясь лит. работой и переводами, затем переехал в Саратов, где вскоре умер. Для воззрений Ч. характерно сочетание принципов просвещения, рев. радикализма, крест. соц. и антилиберальной демократии. Вслед за Герценом он осмысливает проблему развития земледельческой России своим собств. некапиталистич. путем. Возможность избежать "язвы пролетариата" он видит в соедин. общин. землевладения и произ-ва после победы крест. рев-ции и безвозмездной передачи всей земли крестьянам. Поскольку рев. переворот является для Ч. полит, предпосылкой дальнейшей эволюции общин, форм х-ва и призван ликвидировать частную собств., Ч. призывает радикальных демократов порвать с либерализмом, не бояться возбуждения нар. страстей и не колебаться в применении крайних мер.<p class="tab">Филос. миросозерцание Ч. было весьма слабо и несамостоятельно. Оно определялось рационализмом, антропологич. материализмом и позитивизмом. Ч. высоко ценил Спинозу, Фейербаха, испытал большое влияние Бюхнера. В своем отрицании свободы воли, страстном атеизме, жестком детерминизме, в борьбе против суверенитета духа и души относительно природы и тела Ч.мало озабочивался соображениями собств. науч. и филос.-теоретич. объективности. Единство человека Ч. мыслил в понятиях сугубо биологич. подхода и вульгарного материализма. Сводя духовные и моральные начала к физич. и прагматич., он наивно полагал, что разработка нравств. категорий естеств.-науч. методом приведет к разрешению всех моральных проблем. Воспитавшись на взглядах Оуэна и Фурье, Ч. самостоятельно дополнял и перерабатывал их теории, но оставался в прнципе социалистич. романтиком и утопистом. В своих беллетристич. произв., особенно в ром. "Что делать?" (написанном во время заключения в крепости), Ч. рисует "розовые" картины грядущего земного рая, населенного счастливыми тружениками. Гл. особенностью мировоззрения Ч., как и всего нигилистич.-материалистич. течения в рус. об-ве, являлся пафос развенчания и низведения объективных духовных ценностей: Истины - к практич. пользе, Добра - к удовольствию, Личности - к телесно-эгоистич. индивиду, Свободы - к необходимости, Царства Божия - к социальному строю благоденствия и счастья. Для стиля мышления Ч. была характерна жесткая идеологич. догматичность, вообще весьма свойственная интеллигентам-разночинцам как людям, в большинстве своем вышедшим из духовных уч-щ и семинарий, освободившимся от тра-диц. религ. авторитетов, но склонных обожествить нечто из мира сего - типа естествознания, демократизма, социализма. Поэтому Ч., будучи верующим поклонником науки и ее идеологич. проповедником в сфере публицистики, внутр. оставался чужд ее строгим методам иссл. и обобщения. С именем Ч. связано обоснование новой эстетич. системы. Рассматривая лит-ру как важнейший фактор обществ, воздействия и имея в виду цель соц. переустройства России, Ч. последовательно выступал за демократизацию лит-ры и сформулировал осн. принципы материалистич. эстетики, к-рые должны были, по его понятиям, оказывать влияние на лит. процесс. В дисс. "Эстетич. отношения иск-ва к действительности" (1855) он, опираясь на Фейербаха, выступил против гл. тезисов эстетич. идеализма Гегеля, к-рые на рус. почве были филос. обоснованием "чистого иск-ва". В ст. "Об искренности в критике" и в "Очерках гоголевского периода рус. лит-ры" (1855-56), в серии ст. о рус. лит-ре его эстетич. воззрения конкретизировались: Ч. выдвинул тезис об "отрицательном" (критическом) реализме как о лит. принципе, отвечающем совр. требованиям рус. обществ, развития, и обосновал принципы "реальной критики", последовательно развитые затем Добролюбовым. Прагматич. цели преследовали и худож. соч. Ч. В ром. "Что делать?" (1863) Ч. поставил целью объяснить, как возникают "новые люди", гл. нравств. принципом жизни к-рых является "разумный эгоизм". В ром. "Пролог" (1870)4. говорил о временном поражении рев. демократии и подверг критике основы полит. жизни предреформ. России. Оба романа пользовались большой популярностью среди рус. рев. молодежи. Ч. следует признать первым крупным идеологом в рус. "левой" обществ. мысли, одним из основоположников доктрины партийности всякой философии. Он впервые возвышает материализм, экон. подход к обществ, жизни и принцип клас. борьбы до уровня филос.-теоретич. основы рев. движения с широкими соц.-культ. притязаниями. Не случайно деят-ность Ч. высоко оценивали Маркс, Энгельс, Ленин, к-рый говорил, что Ч. его всего в молодости глубоко внутренне "перепахал".</p><p class="tab">Соч.: Соч: В 2 т. М., 1986-87.</p><center> <p class="tab"></p> <h3>Н. Г. Чернышевский</h3> <img style="max-width:300px;" src="https://words-storage.s3.eu-central-1.amazonaws.com/production/article_images/1597/01912ff7-9a3d-4134-b631-e61b159451a9" title="ЧЕРНЫШЕВСКИЙ НИК. ГАВРИЛОВИЧ фото" alt="ЧЕРНЫШЕВСКИЙ НИК. ГАВРИЛОВИЧ фото" class="responsive-img img-responsive"> </center>... смотреть
(1828 — 1889) Русский писатель, критик. Перу Н. Чернышевского принадлежат романы «Что делать?», «Пролог» (незавершенный), повести «Алферьев», «История... смотреть
Чернышевский Николай Гаврилович (1828-1889) - публицист, литературный критик, писатель. Сотрудник "Современника", глава отдела критики и библиографии. С приходом в журнал Добролюбова сосредоточился на политике, экономике и философии. Написал философскую работу "Антропологический принцип в философии". В 1862 г. был арестован по политическим мотивам и 7 лет провел на каторге. Автор романов "Пролог" и "Что делать?"... смотреть
ЧЕРНЫШЕ́ВСКИЙ Николай Гаврилович (182889), русский писатель, революционер, мыслитель. Художеств. произведения, в т. ч. написанные в Петропавловской кр... смотреть
Чернышевский, Николай Гаврилович (12 июля 1828, Саратов — 17 окт. 1889, там же) — революционный демократ, писатель, лит. критик, публицистПсевдонимы: ... смотреть
1828-89), публицист. В 1856-62 один из руководителей журнала "Современник". Идейный вдохновитель революционного движения 1860-х гг. В 1862 арестован по обвинению в связях с А. И. Герценом и составлении прокламации "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон", заключен в Петропавловскую крепость. В 1864 приговорен к 7 годам каторги (обвинение юридически не доказано, улики сфабрикованы следствием), потом был в ссылке в Восточной Сибири. В 1883 переведен в Астрахань, затем в Саратов. В области философии и социологии стоял на позициях антропологизма. Считал, что социализм обусловлен всем развитием человечества; для России переход к социализму возможен через крестьянскую общину (один из родоначальников народничества). Социалистические идеалы Ч. нашли отражение в его романе "Что делать?" (1863, написан в Петропавловской крепости).... смотреть
1828-1889 гг.) - революционер-демократ, ученый, писатель, литературный критик. За годы учебы в Петербургском университете на отделении общей словесности философского факультета (1846-1850 гг.) сложились основы мировоззрения. Убеждение в необходимости революции в России сочеталось у него с трезвостью исторического мышления. В 1856-1862 гг. - один из руководителей журнала "Современник", развивал традиции В.Г. Белинского. Лидер революционного движения 60-х гг. в России, идейный вдохновитель "Земли и воли". В 1862 г. был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, в 1864 г. отправлен на каторгу в Сибирь, в 1883 г. освобожден из ссылки. Разрабатывал вопросы философии, социологии, этики, эстетики, педагогики. Считал социализм обусловленным всем развитием человеческого общества, полагал, что для России возможен переход к социализму через крестьянскую общину. Роман Чернышевского "Что делать?", в котором излагается социалистические идеи, оказали большое влияние на воспитание революционной российской молодежи.... смотреть
(1828-1889) - российский общественный деятель, философ, публицист, литературный деятель. В 1851 — 1853 гг. — преподаватель русской словесности в саратовской гимназии. С 1853 г. переехал в Петербург, начал сотрудничать в журнале «Отечественные записки» и «Современник», в котором занял ведущее место, публикуя статьи по разным вопросам истории, политики и экономики как России, так и Зап. Европы. В 1855 г. защитил магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности», в которой обосновал необходимость опоры художественного творчества на принципы реализма и выступил против «искусства для искусства». Постепенно сформировался как лидер демократически настроенной молодежи и, хотя в печати не высказал своего мнения о Крестьянской реформе1861 г., в обществе было известно его критическое отношение к ней. (В 1874 г. за границей были опубликованы «Письма без адреса», в которых он разоблачил грабительский характер реформы 1861 г.) Летом 1862 г. был арестован и заточен в Петропавловскую крепость по недоказанному обвинению в авторстве прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Находясь в крепости, написал программного характера роман «Что делать?», опубликованный Я А. Некрасовым в журнале «Современник» и ставший настольной книгой революционной молодежи. Через два года без достаточных доказательств виновности был приговорен судом к 14 годам каторги и к последующему пожизненному поселению в Сибири. По царской конфирмации (утверждение судебного приговора) срок каторги был сокращен вдвое, а назначенное пожизненное поселение осталось в силе. 14 мая 1864 г. над ним совершили обряд «гражданской казни», затем он был закован в кандалы и отправлен на каторгу. Провел семь лет в Нерчинских тюрьмах, затем переведен в Вилюйск. За это время революционеры совершили семь неудачных попыток его освобождения. В 1883 г. он был переведен на жительство в Астрахань под надзор полиции. За несколько месяцев до смерти (1889) получил разрешение переехать в Саратов, где и умер. В ссылке и по возвращении в Европейскую Россию занимался литературной деятельностью, но до настоящего времени дошел только его роман «Пролог» — осмысление уроков 1861 г. Также издавал материалы для биографии Я. А. Добролюбова, переводил «Всеобщую историю» Г. Вебера.... смотреть
род. 12 июля 1828, Саратов - ум. 17 окт. 1889, там же) - рус. просветитель и писатель; радикальный материалист. Своим утопическим и нигилистическим тенденциозным романом "Что делать?", написанным во время заключения в Петропавловской крепости, оказал большое влияние на современников. Теория искусства, изложенная в диссертации Чернышевского "Об эстетических отношениях искусства к действительности", заключает в себе зачатки нравственно-философского учения, которое он позже развил в философской работе "Антропологический принцип в философии" (1860), где он заявляет себя последователем Фейербаха и Бюхнера, страстным защитником естественных наук и их метода в применении к изучению явлений нравственной и общественной жизни человека. Увлекшись Оуэном и Фурье, Чернышевский перерабатывал и дополнял теории своих учителей, не разделяя их веры в возможность быстрого проведения крупных социальных реформ. Напротив, вслед за Дж. Ст. Миллем он говорит, что нельзя ждать скорой замены современного порядка порядком, основанным на ином принципе; но как.бы далека ни была такая замена, он всегда и всюду выставлял ее как руководящую цель. Перевел "Основания политической экономии" Дж. Ст. Милля (1860) и написал к ним комментарии. ... смотреть
[12(24) июля 1828 – 17(29) окт. 1889] – рус. социалист-утопист и революц. демократ, экономист, философ и социолог, писатель и лит. критик. Род. в Саратове в семье священника. Учился в Саратовской духовной семинарии, затем – на историко-филос. отделении Петерб. ун-та (1846–1850), где познакомился с работами Герцена, Белинского, Гегеля, Фейербаха, а также франц. утопич. социалистов и англ. экономистов. Был близко знаком с петрашевцем А. Ханыковым. Революц. события 1848–49 вызвали интерес Ч. к социализму. В 1851–53 преподавал русскую словесность в саратовской гимназии. В 1855 защитил дисс. "Эстетич. отношения иск-ва к действительности". Сделавшись одним из редакторов "Современника", Ч. превратил журнал в ведущий орган нарождавшейся революц. крест. демократии. В "Современнике" напечатаны важнейшие работы Ч., в т.ч. основное филос. соч. "Антропологич. принцип в философии" (1860). Рев.-демократич. публицистика Ч., разоблачавшая грабительский характер крест. реформы и пропагандировавшая идеи социализма и революции, филос. материализма и атеизма, вызвала тревогу в лагере помещичьей реакции. 7 июля 1862 Ч. был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. В крепости им написаны романы "Что делать?" и "Алферьев". После двухлетнего пребывания под следствием, приговора и унизит. обряда гражд. казни (19 мая 1864) Ч. был отправлен на каторгу в Кадаю Нерчинского округа, а затем в Александровский завод. По окончании срока каторжных работ Ч. перевели в ссылку в Вилюйск, и только в 1883 ему было разрешено переехать в Астрахань. Последние годы жизни Ч. занимался гл. обр. переводами. Незадолго до смерти ему было разрешено поселиться в Саратове. Экономич. взгляды и с о ц и а л и з м. Под влиянием социалистич. доктрин, роста стихийной освободит. борьбы крестьян, а также первых самостоят. выступлений рабочего класса Ч. сформировался как идеолог крест. демократии, один из основоположников рус. народничества. Социализм был для Ч. единственно последоват. формой демократизма. Продолжая революц.-демократич. традиции рус. обществ. мысли, программа Ч. представляла собой попытку, вслед за Герценом, найти решение нац. задач России на пути некапиталистич. развития. Отличаясь широтой и радикализмом в постановке "российской проблемы", концепция Ч. во многом предвосхищает те вопросы социальной теории и политич. практики, к-рые были научно разработаны в марксизме. Ч. отмечал сдвиги в социальной ситуации сер. 19 в. по сравнению с эпохой бурж. революций, когда еще можно было говорить о единстве интересов народа и "среднего сословия" – буржуазии. В 19 в. интересы "среднего сословия" полностью разошлись с интересами "простолюдинов", так что в Англии они уже ведут себя "...как две разные партии", а во Франции "...ненависть между простолюдинами и средним сословием... произвела в экономической теории коммунизм" (Полн. собр. соч., т. 7, 1950, с. 39). Изучение политич. экономии и новейшей истории приводит Ч. к мысли, что корни противоположности между бедными и богатыми, "высшим сословием" и "простолюдинами" в совр. обществе лежат в капиталистич. частной собственности. Имея в виду экономич. работы Ч., Маркс назвал его великим рус. ученым и критиком, мастерски выявившим несостоятельность бурж. политэкономии (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 23, с. 17–18). Критикуя бурж. политич. экономию, Ч. устанавливает относительный, исторически ограниченный характер капиталистич. произ-ва (см. Полн. собр. соч., т. 9, 1949, с. 412–13). Крупное произ-во, меняющее коренным образом "характер производительных процессов", а вместе с ним и "характер труда", вскрывает несоответствие "формы наемного труда" потребностям экономич. развития общества. Изменить ситуацию можно лишь путем трансформации существующей экономич. структуры произ-ва в направлении "формы товарищества". Социализм для Ч. – это формула наиболее эффективного устранения пороков существующей экономич. формы, однако, будучи социалистом-утопистом, Ч. рассматривает социализм не как обществ. закономерность, а лишь как рацион. экономич. устройство, выгодное для большинства общества. Философская и социологич. концепция. Новый подход к вопросам истории и общества Ч. связывает с антропологич. материализмом Фейербаха, к-рого считает отцом новой философии. Преодоление Фейербахом гегелевской системы представляется Ч. наиболее полной и радикальной критикой идеализма и метафизики. В лице Фейербаха классич. нем. философия совершила самоотрицание, "...сбросила свою прежнюю схоластическую форму метафизической трансцендентальности и, признав тождество своих результатов с учением естественных наук, слилась с общей теориею естествоведения и антропологиею" (там же, т. 3, 1947, с. 179). Видя заслугу классич. нем. философии в том, что она сформулировала прежде всего идею единства законов, Ч. считает, что совр. естествознание доказывает это единство уже не умозрительно, а "...посредством самого точного анализа фактов..." (см. тамже, т. 7, с. 254). Применительно к антропологии единство законов природы означает, по Ч., единство "натуры человека", признание того, что явления "материального порядка" и "нравственного порядка", несмотря на их различие, не противоречат друг другу. Проблемы теории познания разрабатываются Ч. (особенно в 70–80-х гг.) гл. обр. в связи с критикой агностицизма. Сторонник Фейербаха, Ч. утверждал, что как формы чувств. восприятия, так и законы мышления сходны с формами объективно-реального существования предметов. Понимание Ч. практики как критерия истинности знания – важный шаг вперед в материалистич. гносеологии сравнительно с теоретико-познават. концепциями Герцена и Белинского. Ч. ценит общее "...всей немецкой философии со времени Канта..." воззрение на истину как на "...верховную цель мышления" (там же, т. 3, с. 207) и даже усматривает в диалектич. методе Гегеля свод правил научного, объективного познания, благодаря к-рым "...являлось полное, всестороннее исследование и составлялось живое понятие о всех действительных качествах предмета" (там же); однако диалектика как логика, как теория познания остается за пределами его теоретич. интересов. Социологич. учение Ч. исходит из антропологического принципа в его применении к "нравственным", т.е. обществ. наукам. "...Основанием всему, что мы говорим о какой-нибудь специальной отрасли жизни, – писал он, – ...должны служить общие понятия о натуре человека, находящихся в ней побуждениях к деятельности и ее потребностях" (там же, т. 9, с. 829). Согласно этой установке индивид есть первичная реальность, несущая в себе все свойства "человеческого", а общество представляется как множество отд. людей, взаимодействующих друг с другом. Законы существования общества выводятся как производные от законов частной жизни людей. Критерий эффективности обществ. системы – возможность для индивида реализовать изначальные устремления своей "натуры". Исходя из этих идей, Ч. критикует современную ему социальную науку за отвлеченный морализм и односторонний психологизм, игнорирование материальных человеч. потребностей, имеющих "великую важность" (см. тамже, т. 4, 1948, с. 740). Разрешение противоречия между потребностями человека "вообще" и социальными условиями его деятельности для Ч. не просто акт теоретич. разума, но прежде всего практич. необходимость изменить условия присвоения благ, реформировать отношения собственности. Антропологич. принцип выступает у Ч. принципом критики и теоретич. преодоления бурж. науки, хотя Ч. и не в силах еще последовательно провести метод историзма, преодолеть точку зрения абстрактной "нормы", субъективного долженствования. Антропологизм впервые, как кажется Ч., дает всеобщий критерий науч. построения, к-рый Ч. усматривает в соответствии теории с "требованиями человеческой природы", с интересами "человека вообще", "без всяких подразделений". Общечеловеч. интерес, по Ч., находит свое воплощение в интересе большинства общества, т.е. в требованиях "простолюдинов", трудящихся классов. Т.о., "антропологич. принцип" в "нравственных науках", по мысли Ч., при последоват. его проведении совпадает с принципами социализма. Ч. полагает, что принадлежность людей к миру природы достаточно жестко детерминирует "сущность" человека, равно как и "сферу человеческих побуждений к действию". Никакой иной "натуры" кроме той, к-рая подразумевается биопсихич. конституцией индивида, у людей нет и быть не может. Принципиальным свойством человеч. "натуры" Ч. вслед за франц. просветителями 18 в. и Фейербахом считает стремление к удовольствию. В своей повседневности человек руководствуется выгодой, "расчетом пользы", и из этой установки рождается воля к действию. Иначе говоря, какие бы цели человек ни выставлял на передний план в своих действиях, он верен собств. "натуре" – "...поступает так, как приятнее ему поступать, руководится расчетом, велящим отказываться от меньшей выгоды или меньшего удовольствия для получения б?льшей выгоды, б?льшего удовольствия" (там же, т. 7, с. 285). Принцип интереса, "расчета", "обычая" Ч. кладет в основу нового, антропологич. понимания истории, к-рое кажется ему последовательным преодолением идеалистического. Однако на деле антропология Ч. оставалась, по словам Ленина, лишь неточным, слабым "описанием м а т е р и а л и з м а", не поднявшимся до анализа обществ. природы человека и обществ. стимулов его деятельности (см. Соч., т. 38, с. 72). Учение об историч. процессе. Историч. наука для Ч. не исчерпывается простым объяснением отд. фактов в строго детерминированном ходе событий. Знание законов истории он стремится превратить в программу практич. деятельности, разрабатывает на его основе политику и мораль. Социальный оптимизм обосновывается у Ч. наличием в истории постоянно действующих законов, сопоставимых с законами естествознания. Таков "закон прогресса", к-рый, по Ч., является "чисто физической необходимостью". Ритм социального развития подразумевает, правда, и регрессивные периоды, но они становятся "...все менее и менее продолжительными..." (Полн. собр. соч., т. 9, с. 616). Прогресс Ч. связывает с развитием науки: "...создаваемое ею знание ложится в основание всех понятий и потом всей деятельности человечества, дает направление всем его стремлениям, силу всем его способностям" (там же, т. 4, с. 5). Однако, переходя к анализу механизма конкретных историч. ситуаций, Ч. задумывается о том, что эгоизм, тщеславие, узкокорыстные интересы, традиции и закостеневшие догмы, пожалуй, влияют на ход событий гораздо больше, чем разум и добрая воля, что во всемирной истории действовали до сих пор по преимуществу слепые стихийные силы, к-рые только должны еще получить рацион. направление. Выдвинув "расчет личной выгоды" в качестве одного из "главных руководителей человека", Ч. преодолевал границы традиц. миросозерцания, принимавшего выставляемые напоказ идеальные побудит. мотивы за конечные причины историч. событий. В своих историч. трудах (Предисловие к рус. переводу "Всемирной истории" Шлоссера, "Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X", "Франция при Людовике-Наполеоне", "Июльская монархия", "Граф Кавур" и др.) Ч. вскрывает подлинные пружины политич. событий, показывая, насколько мало действит. стремления партий определялись их офиц. лозунгами. Ч. сумел рассмотреть классовое деление современного ему общества и в столкновении интересов эксплуататоров и эксплуатируемых, капитала и труда увидеть самый глубокий мотив обществ. борьбы. Выступление пролетариата в 1848, несмотря на его кратковременность, знаменовало для Ч. начало новой эпохи в истории – эпохи самостоят. действия нар. масс. Впервые у "массы простонародья" или, по крайней мере, "...у довольно больших отделов ее...", констатирует Ч., проявились еще неясные, неосознанные тенденции "...к коренному ниспровержению существующего экономического порядка, тенденции, казавшиеся сходными с коммунизмом" (там же, т. 9, с. 348). Трезвый мыслитель, Ч. понимал, что в лице "работников" европ. народы делают самые первые шаги в борьбе за новое экономич. устройство, что "...главная масса еще и не принималась за дело, ее густые колонны еще только приближаются к полю исторической деятельности" (там же, т. 7, с. 666). Объем работы, связанной с введением в жизнь социалистич. начал, настолько громаден, что нельзя обольщаться надеждами на скорое торжество нового обществ. строя. Тем не менее, считает Ч., начало уже положено: движение масс стало реальным фактором, к-рый историч. теория должна осмыслить и постоянно учитывать. Превратить эти догадки в стройную науч. концепцию Ч. не может: его мысль непрерывно наталкивается на противоречия, связанные с трудностью понять в российских условиях специфич. природу пролетариата и выделить в нерасчлененности российского социального целого гл. субъект историч. процесса. Образуется порочный круг: Ч. знает, что гл. источником бедствий масс является эксплуататорский строй, обрекающий большинство народа на темноту и невежество. Однако движение масс только тогда может добиться успеха и уничтожить существующий порядок, когда "низший класс" приобретет "привычку мыслить", способность судить о вещах "своим умом по своим интересам". Пытаясь разорвать эту замкнутую цепь причин и следствий, Ч. обращается к просвещению и постулирует решающую роль науч. знания в историч. процессе; в то же время он признает, что "...мысль сама по себе слишком слаба перед тяготением действительности, убеждение в огромном большинстве людей оказывается бессильно перед житейскими надобностями" (там же, т. 9, с. 483). Эти трагич. противоречия отражали не столько личную непоследовательность Ч., сколько (и гл. обр.) бессилие всего домарксовского материализма решить проблему историч. деятельности масс вне и помимо классовой борьбы пролетариата. Опыт революций показал Ч., что в жизни каждого народа бывают "минуты энергических усилий, отважных решений", когда невежеств. массы поднимаются на самоотверженную борьбу. Каким бы кратким по времени ни был революц. период, чем бы он ни завершился, именно этим минутам обязано общество своим движением вперед (см. тамже, т. 6, 1949, с. 11–12). Революц. периоды для Ч. – это время историч. творчества, когда "...делается девять десятых частей того, в чем состоит прогресс..." (там же, с. 13). Вместе с тем мысль Ч. напряженно работает над разгадкой парадокса историч. прогресса, когда после кратковременного успеха массы прокладывают путь господству нового эксплуататорского класса. События итал. Рисорджименто и победа партии Кавура убедили его в том, что "люди крайних мнений... работают не в свою пользу". Хотя общество продвигается вперед именно усилиями решит. прогрессистов, плоды победы, как правило, достаются "умеренной партии". Верный своему антропологич. принципу, он усматривает причину этого явления в господстве "рутины" над жизнью большинства (см. тамже, т. 7, с. 670–71). Революция требует инициативы и огромного духовного напряжения, к чему не привыкло большинство. В результате – усталость, апатия массы благоприятствуют победе людей типа Кавура – людей "партии рутины". Наиболее радикальные деятели скоро утомляют массу своим активизмом и "сложностью" и отбрасываются ею как "...не соответствующие неопределенности ее тенденций, вялости ее желаний" (там же, с. 672). Понимание Ч. "парадокса революций", однако, не приводит его к пессимистич. прогнозам. Сложный, маятникообразный характер историч. прогресса, движение с рецидивами, с громадной растратой сил, когда "грошовый результат достигается не иначе, как растратой миллионов", служит для Ч. основанием для трезвого – "сурового взгляда" на течение историч. дел и "перспективы близкого будущего". Теория общинного социализма. Социализм как ведущая тенденция всемирно-историч. развития, но Ч., представляет собой фокус современности. В 19 в., пишет он, уже невозможно одновременно считать себя современным ученым и "...сомневаться в окончательном торжестве нового стремления к союзному производству и потреблению..." (там же, т. 4, с. 741). С этой новой т. зр. меняется значение общинного землевладения, сохранившегося в России вследствие ряда объективных неблагоприятных обстоятельств и историч. неподвижности нации. "...Общинное владение оказывается очень выгодным для благосостояния русского народа" (там же, с. 346), с одной стороны, как средство против безграничного действия "принципов агломерирующих", с другой – как "удобное и просторное основание" для будущего переустройства жизни на социалистич. началах. Возможность стать исходным пунктом обновления России, подчеркивает Ч., коренится, однако, не в крест. общине как таковой, а в том обстоятельстве, что она является современницей крупного машинного произ-ва на Западе. Крупное фабричное произ-во – залог экономич. прогресса в передовых европ. странах; равным образом и в земледелии крупное х-во имеет "гораздо лучшие средства к успешному ведению дела", "лучшие орудия", лучшее "распределение земель". В этих условиях общинное владение оказывается единственным "...разумным и полным средством соединить выгоду земледельца с улучшением земли и методы производства с добросовестным исполнением работы" (там же, т. 5, 1950, с. 378). Переход русской крест. поземельной общины к высшей социалистич. форме развития не противоречит закономерному ходу истории, поскольку при благоприятных условиях процесс "...прямо с первой степени пробегает к последней, не останавливаясь на средних..." (там же, с. 381). Однако, считая перспективу некапиталистич. развития России реальной с т. зр. науки, Ч. ставил ее осуществление в зависимость от степени цивилизованности страны (см. тамже, т. 7, с. 617). Конкретная формула некапиталистич. развития, предложенная Ч. (патриархальная община + достижения науки + крупная машинная индустрия), не могла не быть утопичной в ту историческую эпоху. Чтобы стать элементом социалистич. переустройства России, община нуждалась в серьезной поддержке извне, со стороны победоносной социалистич. революции на Западе. Внутри же самой России капитализация пром-сти и связанные с этим социальные процессы прямо предопределяли разрушение общины. Однако реальное значение крест. социализма Ч. выходило за рамки обычной социальной утопии – это была блестящая попытка нащупать оригинальный, сокращенный историч. путь приобщения к цивилизации стран, подобных России, путь, соответствующий интересам трудящихся масс. Именно по этой причине социализм Ч., неизбежно неразвитый, утопический, выражал, однако, действит. требования века неизмеримо полнее и глубже, чем "трезвые", свободные от утопизма теории тогдашних русских "манчестерцев". Политическая программа. По мере продвижения крест. реформы 1861 политич. программа Ч. претерпевала существ. эволюцию; в своем конечном виде она приобрела революционно-демократич. характер. Политич. талант Ч. позволил ему разглядеть характер обществ. сил, определявших исход освободит. борьбы в России еще в эпоху реформы, задолго до их размежевания и открытого проявления. Доказывая на страницах "Современника" необходимость освобождения крестьян с землей, Ч. скоро убеждается, что эта мера сама по себе недостаточна для того, чтобы обеспечить независимость и благосостояние крестьян. Если крестьянин получит землю в "ни на что не годном количестве", если его разорят выкупом, – это будет бедствием для России. Ч. ставит целью добиться максимально выгодных условий выкупа, сообразных "с силами крестьян", убеждает "принять на себя весь выкуп государству". Действит. предпосылкой успешного экономич. обновления России Ч. считает уничтожение "азиатского устройства общества", "азиатского порядка дел". Инициатива освобождения крестьян "сверху", силами царизма и бюрократии, создала необычную, по существу уникальную, политич. ситуацию: "...Власть принимала на себя исполнение чужой программы, основанной на принципах, не согласованных с характером самой власти" (там же, т. 10, 1951, с.99). Вначале Ч. еще не ясны возможные перспективы реформы "сверху". Однако первые же акции пр-ва Александра II показали Ч. его неспособность по-настоящему провести освобождение крестьян. Шаг за шагом реформа обнаруживала свой крепостнич. характер, и прежние иллюзии Ч. относительно возможности реформ в условиях самодержавно-бюрократич. режима постепенно исчезают (см. тамже, т. 13, 1949, с. 140). Ч. выдвигает перспективу крест. революции, идею насильств. свержения царского самодержавия и его институтов, видя в этом единств. путь действит. преобразования России. "До сих пор история не представляла ни одного примера, когда успех получался бы без борьбы, – пишет он теперь. – ...Крайность может быть побеждаема только другою крайностью" (там же, т. 5, с. 649). В этой связи борьба с либералами приобретала принципиальное значение (см. тамже, с. 216). Впервые в рус. лит-ре Ч. определяет либерализм как одно из течений внутри идеологии господств. классов, враждебное по своей сути устремлениям "низших сословий". "Без них, без этих людей, – писал Ч., – так прочно и добросовестно утвердивших за собой репутацию либералов и демократов, реакционеры были бы бессильны" (там же, т. 7, с. 697). Оберегая зарождавшееся демократич. движение от "идеологич. язвы" либерализма, Ч. разоблачает бесхарактерность и холопство либералов, их боязнь революц. движения масс. Понимание настоят. необходимости революции, готовность отдать всего себя революц. делу и одновременно предчувствие невозможности революции при данных условиях – этот трагизм окрашивает все политич. миросозерцание Ч. Как историк, он знал, что революция предполагает громадную политич. энергию нар. масс. Как политик, он не имел ответа на вопрос о том, какие конкретно силы способны пробудить и организовать в разобщенном и темном народе его коллективную волю, направить ее в нужное русло. Однако, даже понимая, что дело революции еще не созрело, Ч. систематически и терпеливо готовил революционеров, способных оказаться на высоте историч. задачи, когда ход событий подведет массы к непосредств. наступлению на самодержавие и помещиков. В этом смысле роман Ч. "Что делать?" сыграл уникальную роль, воспитав неск. поколений беспримерных по цельности и силе духа борцов за социализм. В концепции революц. действия Ч. отсутствуют к.-л. жесткие схемы, имеющие тенденцию позднее превратиться в категорически предписываемую политич. тактику. Обобщая опыт революций, Ч. формулирует осн. правила для политич. партии, желающей быть эффективной силой. Такая партия должна прежде всего опираться на действие масс, поддержку к-рых можно завоевать лишь при условии, если партия выступит за радикальный переворот в материальных отношениях. Тактич. линия, подчеркивает Ч., должна строиться на учете действит. интересов классов и партий, а не обманываться выставляемыми напоказ лозунгами. Политич. деятель, ссылающийся в оправдание своих неудач на предательство союзников, "...обнаруживает только собственную неприготовленность к ведению важных дел" (там же, т. 6, с. 345). Революционер не должен идеализировать народ, к-рый состоит из обычных людей, способных под влиянием страсти увлекаться, впадать в крайности. Тот, кому "...отвратительны сцены, неразрывно связанные с возбуждением народных страстей..." (там же, с. 418), не должен браться за ремесло революционера; революция имеет свою логику, и революционеры должны быть готовы "...не колеблясь, принимать такие меры, какие нужны для успеха", не обольщаясь относительно средств, требуемых этим делом, равно как и "...явлений, какие могут вызываться этими средствами" (там же, с. 417). В своей э т и ч е с к о й т е о р и и Ч. стремится создать новую мораль, к-рая явилась бы активной силой, направляющей поведение "новых людей". Осн. идея принципа "разумного эгоизма" у Ч. заключалась в том, что поступки человека должны строго согласовываться с его внутр. побуждениями. Разнообразные мотивы часто толкают людей к узкому эгоизму. Но тот, кто хочет быть "вполне человеком", должен знать, что "одинокого счастья нет", поэтому его естеств. стремление к счастью осуществится лишь в том случае, если он будет бороться против всего, "что неблагоприятно человеческому счастью". Развитого человека, "разумного эгоиста" его собств. личный интерес толкает на акты благородного самопожертвования; он свободно, без всякой мысли о долге, жертве и воздаянии делает все, что нужно для торжества избранного им идеала. Ч. понимал, что революционерам в России предстоят величайшие жертвы, вероятнее всего, почти верная гибель. Этика "разумного эгоизма" была призвана внушить каждому революционеру, что иного пути к счастью нет.ч. хотел, чтобы каждый воспитывал себя по высшему образцу, а потом поступал бы так, как побуждает его личная воля. Как этич. система теория "разумного эгоизма" носила рационалистич. характер и не выходила за рамки идеализма. Однако, будучи уязвимой в формально-теоретич. смысле, концепция "разумного эгоизма" была истиной в условиях своего времени, она верно схватывала обществ. потребность, правильно нащупывала характер и идеалы "новых людей", способствовала превращению их в силу, изменяющую действительность. Э с т е т и к а Ч. Отстаивая объективность, "фактич. реальность" красоты, Ч. формулирует тезис "прекрасное есть жизнь" и выводит тем самым категорию прекрасного из действительности (сущего). Вместе с тем, уточняя понятие "жизни", выступающей в качестве основы прекрасного, Ч. определяет ее "...такою, какова должна быть она по нашим п о н я т и я м" (разр. – Ред.) (там же, т. 2, с. 10). Т.о., уже не сама действительность, но представление о ней (идеал, должное) оказывается основанием красоты. Стремясь обосновать эстетич. идеал, Ч. становится на т. зр. антропологизма – он считает, что "в глазах человека" нечто становится "...прекрасным только потому, что служит намеком на прекрасное в человеке и его жизни..." (там же, с. 13), выдвигая, т.о., природу человека в качестве мерила красоты. С др. стороны, Ч. утверждает социальную обусловленность эстетич. идеалов: согласно Ч., они формируются в конкретной жизненной среде и поэтому различные классы имеют различные представления о прекрасном. Сам Ч. встает на сторону народного крест. идеала. "Формальную" красоту произв. иск-ва Ч. ставит бесконечно ниже "реальной" красоты. Иск-во не может соперничать с "живой действительностью", оно относится к ней, как копия к подлиннику – гравюре или картине. Понимание худож. красоты как отражения красоты природных форм не дает возможности Ч. понять, как возможна содержат. красота в продуктах человеч. труда, в таких видах иск-ва, как архитектура и т.д. В истории домарксистской обществ. мысли никто, как Ч., не подошел так близко к науч. социализму. Маркс и Энгельс называли его "социалистическим Лессингом", Ленин выделял его как мыслителя, от произведений к-рого "...веет духом классовой борьбы" (Соч., т. 20, с. 224). На последовательной демократической, антилиберальной традиции, заложенной Ч., воспитывалось не одно поколение рус. революционеров. Соч.: Полн. собр. соч., т. 1–16, М., 1939–53; Избр. филос. соч., т. 1–3, М.–Л., 1950–51. Лит.: Ленин В. И., Соч.; 4 изд. (см. Справочный том, ч. 2, с. 247–48); Федоров К. М., Жизнь рус. великих людей, Н. Г. Ч., 2 изд., СПБ, 1905; Памяти Н. Г. Ч., СПБ, 1910; Антонов М., Н. Г. Ч. Социально-филос. этюд, М., 1910; Пажитнов К., Н. Г. Ч., как первый теоретик кооперации в России, 2 изд., М., 1916; Коган П. С., Н. Г. Ч. в рус. освободит. движении, П., 1917; Ильинский В. Г., Н. Г. Ч., как мыслитель и революционер, в кн.: К юбилею Чернышевского. Нижне-Волжская краевая комиссия по празднованию 100-летия со дня рождения Н. Г. Ч., Саратов, 1928; Каценбоген С. З., Филос. воззрения Н. Г. Ч., в кн.: Н. Г. Ч. 1828–1928. Неизданные тексты, мат-лы и статьи, Саратов, 1928; Невский И. ?., ?. Г. Чернышевский, "Изв. Северо-Кавказского гос. ун-та", 1928, т. 3; Штраух А. Н., К вопросу о генезисе социальных воззрений Н. Г. Ч., "Научн. труды Индустр.-педагогич. ин-та им. К. Либкнехта. Серия соц.-экономич.", 1929, вып. 9; Кирпотин В. Я., Идейные предшественники марксизма-ленинизма в России, М., 1930; Вороницын И. П., Н. Г. Ч. и религия, М., 1933; Горев Б. И., Н. Г. Ч. мыслитель и революционер, М., 1934; Левин Ш. М., К вопросу об историч. особенностях рус. утопич. социализма, в сб.: Историч. записки, М., 1948, No 26; Розенталь M. M., Филос. взгляды Н. Г. Ч., М., 1948; Булатов Г. П., Н. Г. Ч. – критик бурж. политич. экономии, Ставрополь, 1948; Замятнин В. Н., Экономич. учение Н. Г. Ч., Воронеж, 1948; Покровский С. ?., Гос.-правовые взгляды Н. Г. Ч., М., 1948; Григорьян М. М., Мировоззрение Н. Г. Ч., в кн.: Ч. Н. Г., Избр. филос. соч., т. 1, М., 1950; Евграфов В. Е., Филос. взгляды Н. Г. Ч., в сб.: Из истории рус. философии, М., 1951; [его же], Филос. и обществ.-политич. взгляды Н. Г. Ч., в кн.: Очерки по истории филос. и обществ.-политич. мысли народов СССР, т. 2, М., 1956; Иовчук М. Т., Материалистич. мировоззрение Н. Г. Ч. – высшее достижение домарксистской философии, "Уч. зап. Уральского гос. ун-та", 1952, вып. 12; его же, Н. Г. Ч. – великий рус. ученый и революционер, "Коммунист", 1953, No 11; его же, Мировоззрение Н. Г. Ч., М., 1954; Зевин В. Я., Политич. взгляды и политич. программа Н. Г. Ч., М., 1953; Богословский Н. В., Н. Г. Ч. 1828–1889, М., 1955; его же, Жизнь Ч., М., 1964; Африканов ?. ?., Ч. и нац. вопрос, "Уч. зап. Моск. гор. пед. ин-та", 1955, т. 46, вып. 1; Баскаков В. Г., Мировоззрение Ч., М., 1956; Галкина А. П., Борьба Н. Г. Ч. против агностицизма, "Уч. зап. Ивановского гос. пед. ин-та", 1956, т. 8; История философии, т. 2, М., 1957; Глазман М. С., О характере материализма Ч., "Уч. зап. Сталинабадского пед. ин-та. Серия обществ. наук", 1957, т. 22, вып. 3; ?азмустов Б. ?., Проблема долга в этике Н. Г. Ч. и Н. А. Добролюбова, "Тр. Воронежского гос. ун-та", 1957, т. 60, вып. 1; Трофимов В. Г., Социалистич. учение Н. Г. Ч., Л., 1957; Корниенко ?. ?., Воззрения Н. Г. Ч. по крест. вопросу, Л., 1939; Луначарский А. В., Статьи о Ч., М., 1958; Габараев С. Ш., Осн. черты материализма Н. Г. Ч., "Изв. Юго-Осет. н.-и. ин-та", 1958, вып. 9; Супруненко Н. М., Борьба Н. Г. Ч. против либерализма, Смоленск, 1958; Боборыкин A. Д., Социалистич. взгляды Н. Г. Ч., "Уч. зап. Ленингр. пед. ин-та. Кафедра политич. экономии", 1958, т. 191, вып. 2; Н. Г. Ч. в воспоминаниях современников, т. 1–2, Саратов, 1958–59; Тулин ?. ?., ?. Г. Ч. об основных этапах развития об-ва, Л., 1960; Азнауров ?. ?., Этич. учение Н. Г. Ч., М., 1960; Рюриков Б. С., Н. Г. Чернышевский, М., 1961; Астахов B. Г., Г. В. Плеханов и Н. Г Ч., Сталинабад, 1961; Белик А. П., Эстетика Ч., M., 1961; Пантин И. К., Материалистич. мировоззрение и теория познания рус. рев. демократов, М., 1961; Мороз И. ?., К вопросу об оценке К. Марксом и Ф. Энгельсом выдающегося рус. философа Н. Г. Ч., "Сб. науч. трудов Днепропетровского инженерно-строит. ин-та", 1961, вып. 17; Коган Л. И., Ч. о гипотетич. методе исследования и движущих силах обществ. развития, "Науч. зап. Ташкентского ин-та народного х-ва", 1962, вып. 18; Розенфельд У. Д., О рус. источниках антропологизма Н. Г. Ч., в сб.: Вопросы философии и психологии, Л., 1965 (Сб. работ аспирантов филос. фак-та ЛГУ, вып. 1); История философии в СССР, т. 3, М., 1968; Бригадиров Н., Классики рус. философии 19 в. Указатель лит-ры, Ростов н/Д., 1945; Соколова Л., Н. Г. Ч. Указат. лит-ры к 120-летию со дня рождения, Фрунзе, 1948; Изучение Н. Г. Ч. в Саратове за сов. период. Библиогр. сост. П. А. Супоницкая, Саратов, 1960. И. Пантин. Москва. ... смотреть
(1828-1889) - рус. философ и атеист, ученый, писатель, публицист.
(1828—89)—рус. революционный демократ, философ-материалист, теоретик утопического социализма, мыслитель-энциклопедист, писатель, один из создателей (наряду с Белинским, Герценом, Добролюбовым и др.) рус. революционно-демократической эстетики. Эстетика Ч.— результат критического переосмысления предшествующих, в т. ч. идеалистических, эстетических теорий [Аристотель, Гегель, Кант, Фишер и др.). Признавая теоретический вклад создателей нем. классической эстетики, Ч. в то же время подверг критике ее тезис о том, что прекрасное в окружающем мире несовершенно, непостоянно в своей красоте, единично. Решая проблему субъекта эстетической оценки и восприятия, критериев прекрасного, он обратился к реальным переживаниям человека, к особенностям его психологии и вкуса. Истинная красота, по Ч., есть красота, встречаемая в жизни, и это «возводит в основную мысль эстетики достоинство и красоту действительности». Воспроизведение реальности, однако, не следует понимать как механическое копирование в духе теории «подражания природе» (Подражания теория). Центральная задача художника — осмыслить явления жизни, раскрыть их связи и отношения. При этом иск-во, подобно науке, но с позиций эстетических, должно дать одновременно и объяснение и оценку окружающему, вынести свой «приговор» (Искусство и наука). Тезис о превосходстве действительности над иск-вом приобретал у Ч. смысл утверждения первичности мира по отношению к продуктам человеческого сознания. Опираясь на определение иск-ва как воспроизведения действительности, Ч. проводит дальнейшее концептуальное разграничение худож. и эстетического как более широкого в ряде аспектов понятия. Он показывает, что далеко не все сферы человеческой деятельности, в к-рых реализуются эстетические отношения, могут быть отнесены к иск-ву. Таковы, по Ч., работы ювелира, садовника, архитектора. Создавая свои произв., они эстетически обогащают предметное окружение. Эти идеи Ч. предвосхитили нек-рые положения совр. эстетики, сформулированные на основе осмысления таких видов эстетической практики, как дизайн. Определяя прекрасное, возвышенное, трагическое и др. эстетические категории, Ч. подходит к ним как к обобщению реальных жизненных впечатлений человека. Вместе с тем он не сомневается, что эстетические оценки характеризуют объективные качества вещей и явлений, а не мысли о них, не восприятия и переживания как таковые. Ч, выдвигает важные положения об исторической изменчивости представлений о прекрасном, о социально-культурной обусловленности эстетических представлений и идеалов, бытующих у разных общественных групп, намечая тем самым выход за пределы антропологического принципа с его недооценкой социально-исторических факторов, влияющих на сознание человека, на весь строй его личности. Он подчеркивает познавательную ценность иск-ва, выступает с обоснованием и защитой принципов реализма и высокой общественной идейности в искусстве, против «мелочной» отделки подробностей в ущерб правдивости. Его эстетические идеи оказали воздействие на рус. культуру, на развитие худож. лит-ры, живописи, драматургии, музыки, привлекли множество сторонников (Писарев, Н. В. Шелгунов, М. А. Антонович и др.). Мн. положения эстетики Ч. были впоследствии восприняты и развиты марксистско-ленинской эстетикой. Подчеркивая научно-теоретические заслуги Ч. и Добролюбова, Энгельс назвал их «двумя социалистическими Лессингами» (т. 18, с. 522). Роман Ч. «Что делать?» оказал влияние на несколько поколений рус. революционеров, в т. ч. на Ленина. Соч. Ч. по проблемам эстетики; «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855), «О поэзии». Сочинение Аристотеля» (1854), «Критический взгляд на современные эстетические понятия» (1854), «Возвышенное и комическое» (1854), «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855—56) и др.... смотреть
(1828-1889) видный русский философ. Чернышевский был сыном священника, учился в духовной семинарии в Саратове, затем на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Его взгляды формировались под воздействием идей французских материалистов XVIII в., воззрений Гегеля, Сен-Симона, Фурье, Фейербаха. С ранних пор он стал проявлять свое критическое отношение к существующим порядкам, выступая за свержение монархии. Эта революционная деятельность привела Чернышевского к аресту и ссылке на каторгу в 1862 г. Основные произведения Чернышевского по философии следующие: «Эстетическое отношение искусства к действительности» (1855), «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855-1856), «Критика философских предубеждений против общинного владения» (1858), «Антропологический принцип в философии» (1860), «Характер человеческого знания» (1855). Всю существующую действительность Чернышевский называет природой, которая независима от сознания. Он полагал, что на природу следует смотреть так, как «велят смотреть химия, физиология и другие естественные науки. В природе нечего искать идей, в ней есть разнородная материя с разнородными качествами; они сталкиваются начинается жизнь природы» (Поли. собр. соч. В 15 т. Т. II. С. 154). «Понятия о движении, о материи сами собою исчезают из нашего мышления, когда из него исчезли понятия о пространстве и времени» [Там же. Т. X. С. 729]. Основной источник знания для Чернышевского опыт, ощущения. «Ощущение по самой натуре своей непременно предполагает существование двух элементов мысли, связанных в одну мысль: во-первых, туг есть внешний предмет, производящий ощущения; во-вторых, существо, чувствующее, что в нем происходит ощущение; чувствуя свое ощущение, оно чувствует известное свое состояние, а когда чувствуется состояние какого-нибудь предмета, то, разумеется, чувствуется и самый предмет» [Там же. Т. VII. С. 280]. На определенной стадии формирования жизни ощущение перерастает в сознание. Чувственное и рациональное познания, вместе взятые, дают, согласно Чернышевскому, верное представление о мире. Чернышевский считал, что практика должна решить вопрос об истинности теоретических положений. «*Практика*, писал он, этот непреложный пробный камень всякой теории, должна быть руководительницею нашею и здесь» [Там же. Т. II. С. 102]. Чернышевский высоко ценил диалектический метод Гегеля и в своих произведениях по-своему формулировал диалектические положения. Жизнь для него характеризовалась «поляризацией, раздвоением сил, и это раздвоение выступает источником движения и развития». Телам присуще внутреннее движение, которое порождает их саморазвитие. Диалектика Гегеля представляет для Чернышевского свод правил, посредством которых осуществляется полное и всестороннее исследование и составляет живое понятие обо всех действительных качествах предмета. Социологическое учение Чернышевского основывается на антропологическом принципе. Он писал, что «основанием всему, что мы говорим о какой-нибудь специальной отрасли жизни, действительно должны служить общие понятия о натуре человека, находящихся в ней побуждениях к деятельности и ее потребностях» [Там же. Т. К. С. 829]. Чернышевский исходит из того, что индивид первичная реальность, которая обладает всеми свойствами человеческого, а общество выступает совокупностью множества людей, которые взаимодействуют между собой. Чернышевский сознательно проводит принцип антропологизма в своих теориях, считая, что этот принцип дает возможность соединить требования теории с требованиями человеческой природы, с интересами человека вообще без всяких различий. То, что человек принадлежит к области природы, определяет и сущность человека, сущность его побуждений к действиям. Особенностью человеческой природы является стремление к удовольствию. Поэтому, согласно Чернышевскому, человек руководствуется своей собственной выгодой и эта установка порождает волю к действию: «человек поступает так, как приятнее ему поступать, руководится расчетом, велящим отказываться от меньшей выгоды или меньшего удовольствия для получения большей выгоды, большего удовольствия» [Там же. Т. VII. С. 285]. С антропологических позиций Чернышевский подходит и к истолкованию исторического процесса, полагая, что принцип интереса и расчета лежит в основе движущих сил всех действий людей. Широко известны слова Чернышевского, что «исторический путь не тротуар Невского проспекта, он идет целиком через поля, то пыльные, то грязные, то через болота, то через дебри» [Т. VII. С. 923]. Большое значение придавал Чернышевский материальным условиям существования быта человека, которые, по его словам, играют «едва ли не первую роль в жизни», составляя «коренную причину почти всехявлений и в других, высших сферахжизни» [Т. III. С. 357]. Хотя Чернышевский связывает прогресс общества с развитием науки, он все же считает, что эгоизм, тщеславие, корыстные интересы, догмы в значительно большей степени влияют на ход исторического процесса, чем разум и добрая воля. В истории, по его мнению, до сих пор действовали слепые стихийные силы. Проницательность Чернышевского позволяла ему трезво оценивать итоги исторического процесса и его сложность, когда результаты действий людей оказываются совершенно противоположными ожидаемым, а «грошовый результат достигается не иначе, как растратой миллионов», в чем Чернышевский видел парадокс исторического развития общества. Чернышевский стремился создать концепцию морали, основанную на принципах разумного эгоизма. Он полагал, что разнообразные мотивы человеческих действий заставляют человека поступать согласно узкому эгоизму, но чтобы остаться цивилизованным существом, человек должен понимать, что его естественное стремление к счастью может осуществиться лишь в том случае, если он будет выступать против всего, что мешает общечеловеческому счастью. Поэтому разумный человек, руководствуясь принципами разумного эгоизма, способен на самопожертвование. Этические воззрения Чернышевского выражены в романе «Что делать?» Герой романа Лопухов, совершая жертвы ради других, говорит: «Не такой я человек, чтобы приносить жертвы. Да их и не бывает, никто их не приносит, это фальшивое понятие: жертва сапоги всмятку. Как приятнее, так и поступаешь». Большое место в трудах Чернышевского занимает разработка эстетических воззрений. По его мнению, «прекрасное есть сама жизнь», «реальная красота» выше «формальной красоты искусства». В эстетике Чернышевский также стоял на позициях антропологизма: для человека прекрасным становится именно то, «что служит намеком на прекрасное в человеке и его жизни» [Т. II. С. 13]. Искусство не может превзойти реальную действительность, искусство это лишь копия подлинника реальности. Работы Чернышевского имели резко критическую окраску, а потому И.С.Тургенев называл движение, связанное с Чернышевским, нигилизмом. В беседе с ним он выразился так: «Вы, Николай Гаврилович, просто змея, а Добролюбов очковая». _Ш... смотреть
(род. 12 июля 1828, Саратов ум. 17 окт. 1889, там же) рус. просветитель и писатель; радикальный материалист. Своим утопическим и нигилистическим тенденциозным романом *Что делать?*, написанным во время заключения в Петропавловской крепости, оказал большое влияние на современников. Теория искусства, изложенная в диссертации Чернышевского *Об эстетических отношениях искусства к действительности*, заключает в себе зачатки нравственно-философского учения, которое он позже развил в философской работе *Антропологический принцип в философии* (1860), где он заявляет себя последователем Фейербаха и Бюхнера, страстным защитником естественных наук и их метода в применении к изучению явлений нравственной и общественной жизни человека. Увлекшись Оуэном и Фурье, Чернышевский перерабатывал и дополнял теории своих учителей, не разделяя их веры в возможность быстрого проведения крупных социальных реформ. Напротив, вслед за Дж. Ст. Миллем он говорит, что нельзя ждать скорой замены современного порядка порядком, основанным на ином принципе; но как.бы далека ни была такая замена, он всегда и всюду выставлял ее как руководящую цель. Перевел *Основания политической экономии* Дж. Ст. Милля (1860) и написал к ним комментарии.... смотреть
[12(24) 7 1828, Саратов -17(29).10.1889, там же], рус. революц. демократ, просветительэнциклопедист, писатель, лит. критик, «...великий социалист домарксова периода..». Ч. род. в семье протоиерея, учился в Петерб. ун-те, где познакомился с «...новыми началами и идеями, проповедуемыми в Западной Европе...» (ПСС, т. 1, 1939, С. 33). С сер. 50-х гг. занимает руководящее место в журн. «Современник». В 1855 защищает магистерскую дисс. «Эстетич. отношения иск-ва к действительности», в к-рой, применяя к эстетике принципы Фейербаха, обосновывает Тезис: «Прекрасное есть жизнь» (там же, т. 2, 1949, с. 10). В годы подготовки «крест. реформы» Ч. придерживается тактики подталкивания и одновременно разоблачения «верхов», ведет линию на создание широкого антикрепостнич. фронта. Высказав ещё в работе «Лессинг» (1856-57) мысль о негодности абсолютистской системы для проведения преобразований, Ч. вместе с тем участвует в обсуждении условий освобождения, публикует в «Современнике» проект Кавелина. Под предлогом рассуждений О грядущих судьбах крест. общины начинает пропаганду социалистич. идей. По мере выявления грабительского характера реформы в публицистике Ч. всё сильнее звучат антиабсолютистскйе и антилиберальные ноты, постепенно обосновывается необходимость революции. Критика Ч. самодержавнобюрократич. реформы нашла завершение в «Письмах без адреса» (задержаны цензурой, печатались за границей): «...Изменены были формы отношений между помещиками и крестьянами с очень малым, почти незаметным изменением существа прежних отношений» писал Ч. и далее указывал на необходимость для народа «...самому прййяться за устройство своих дел» (там же, т. 10, 1951, с. 99, 92). Вопрос о непосредств. участии Ч. в деятельности «Земли и воли» не выяснен, но идейно эта организация подготовлена безусловно им. Вместе с тем Ч. предупреждал, что народ нас «...не знает даже и по именам» и его протест примет стихийный, разрушительный характер (там же, с. 90). В 1862 Ч. был арестован царским пр-вом; за так и не доказанную причастность к написанию прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» был приговорён к каторге и последующей ссылке в Сибирь. В период заточения в Петропавловской крепости Ч. публикует роман «Что делать?» (1863), где ставит проблему раскрепощения женщины, воспитания «новых» и «особенных» людей, проводит идею революции и необходимости создания организации проф. революционеров. После отбытия в Нерчинском окр. 7летнего срока каторжных работ Ч. ссылают в Вилюйск одно из самых глухих мест Сибири. С 1883 он был переведён На жительство в Астрахань, затем в Саратов. Оставался под надзором полиции, в обществ. жизни не участвовал. Из огромного количества сочинений, написанных в Сибири, наибольшую ценность представляет «Пролог», посвящённый осмыслению уроков эпохи 1861; большинство др. произведений Ч. было уничтожено. Направленность и характер» теоретич. поисков Ч. во многом определили европ. революции 1848-49, приведшие к краху бурж. революционности и надклассового социализма, а также реформа 1861. Эти события наложили на мировоззрение Ч. печать скептицизма, к-рый, как и у Герцена, был формой перехода к созданию науч. теории революц. борьбы. Формально Ч. не создал особой науч. школы. Свои идеи он редко излагал в систематизиров. форме, они разбросаны по статьям и рецензиям, написанным по различным поводам, искажены необходимостью подлаживаться к цензуре. Однако принципиальное единство теоретич. взглядов Ч. несомненно; в целом он неуклонно, хотя и не без противоречий, двигался от старого, идеалистического к новому, материалистич. пониманию истории. Науч. подход к изучению природы и общества Ч. связывал с антропологич. материализмом Фейербаха, к-рого считал отцом новой философии. Критика Фейербахом философии Гегеля представляется Ч. наиболее полным и радикальным преодолением идеализма и «метафизич. трансцендентальности». Вместе с тем Ч. вычленяет и определ. позитивное содержание философии Шеллинга и Гегеля раскрытие «...общих форм, по которым двигался процесс развития» (там же, т. 5, 1950, с. 363). Ч. отличается от Фейербаха и в др. отношении. «Природа человека» фиксируется им уже не только в биологич., но и в социальных категориях. По Ч., она находится не внутри индивида как такового, а в его единстве с природными и социальными силами, в центр антропологии Ч. ставит изучение не только «принципа эгоизма», но и феноменов «богатства» и «силы или власти» (см. там же, т. 7, 1950, с. 292). Т. о., первонач. границы антропологич. философии раздвигаются: она должна не только ответить на вопрос, что такое «человек вообще», но и определить социально-экономич. и политич. условия, к-рые обеспечили бы присвоение индивидом его собств. сил, свойственное ему стремление к «счастью». Главный вопрос антропологич. учения Ч.«...не могут ли быть отношения между людьми устроены так, чтобы способствовать потребностям человеческой натуры» (там же, т. 9, 1949, с. 334) вёл, т. о., к критике бурж. строя, проблеме освобождения труда. Как критик капитализма Ч. находится в русле социалистич. течений (Оуэн, социалистырикардианцы). «Теория трудящихся» Ч., созданная в противовес «теории капиталистов», призвана устранить «непоследовательность» классич. политэкономии. Опираясь на одну сторону, «научно» развиваемую А. Смитом представление об абстрактных условиях всякого материального произ-ва, Ч. подвергает критике др. сторону наследия классиков конкретно-апологетич. воззрения на капиталистич. экономику. Последовательное, логическое развитие идей А. Смита о труде как «единственном производителе всякой ценности» приводит Ч. к выводу о том, что «...произведение должно принадлежать тому, кто произвел его»; с этой т. зр. и «...самый капитал есть произведение труда» (там же, т. 7, с. 41, 44, 37). Вместе с тем у Ч. есть хотя бы в качестве тенденции приближение к пониманию объективной логики развития бурж. общества, к пониманию того, что сама «...экономическая история движется к развитию принципа товарищества...» (там же, т. 9, с. 643). В общем и целом мыслитель сознаёт: гибель «...последней формы невольничества, называющейся покупкою труда», заключается уже в самом «изменении характера производительных процессов» (там же, с. 222, 539). Опираясь на труды Гегеля, Гизо, Нибура, Шлоссера, Ч. разрабатывает «идею всеобщей истории» с упором на значение в историч. событиях «...материальных условий быта, играющих едва ли не первую роль в жизни...» (там же, т. 3, 1947, с. 357). Хотя вполне последовательно эта идея им не выдерживается, устойчивая тенденция к материалистич. истолкованию истории приводит Ч. к оригинальному пониманию историч. прогресса. Особенно тщательно прорабатывается им проблема «громадной» силы «зла» в истории (см. там же, т. 15, с. 26-27). Не ограничиваясь абстрактной постановкой вопроса о «гораздо сильнейшем» влиянии на ход историч. прогресса отрицат. качеств человека, Ч. разгадку «тайны всемирной истории» господства «плутов» вроде Меттерниха или Наполеона над людьми, ищет в деятельности эксплуататорского, отчуждённого от народа гос-ва (см. там же, т. 11, с. 61), а также в особой роли людей и классов, находящихся в «специальном положении» но отношению к др. классам и людям (см. там же, т. 16, с. 555, 556). Важность классового подхода подтверждается и анализом экономич. структуры общества. Из изучения «трёхчленного распределения продукта» Ч. делает вывод о закономерностях классовой борьбы в новое время: «...Интересы ренты противоположны интересам прибыли и рабочей платы вместе. Против сословия, которому выделяется рента, средний класс и простой народ всегда были союзниками. Мы видели, что интерес прибыли противоположен интересу рабочей платы. Как только одерживает в своем союзе верх над получающим ренту классом сословие капиталистов и сословие работников, история страны получает Главным своим содержанием борьбу среднего сословия с народом» (там же, т. 9, с. 516). Неизбежным, хотя и отдалённым результатом этой борьбы будет, по Ч., социалистич. устройство «союзное производство и потребление», соединение труда и собственности в одних руках. Социализм Ч. лишён тех фантастич. черт, к-рые были свойственны великим утопистам (фаланстер Фурье он помещает в романе «Что делать?» в мечтательный «сон» Веры Павловны). В предсказаниях будущего он, как правило, не выходит за рамки «отвлечённых» определений, даваемых экономич. наукой. Важнейшим элементом историч. концепции Ч. является идея цикличности историч. процесса с закономерной сменой восходящей и нисходящей фаз развития в революциях нового времени. «Таков общий вид истории: ускоренное движение и вследствие его застой и во время застоя возрождение неудобств, к отвращению которых была направлена деятельность... и потом опять движение, и такая очередь до бесконечности» (там же, т. 6, с. 13-14 и т. 9, с. 145, 252-54, 351, 616 и др.). Однако в бесконечных круговоротах кратких «минут творчества» и длит. «периодов реакции» Ч. выделял те поворотные пункты, когда менялся сам характер циклов. Это было связано, по Ч., с изменением «...общего (характера.Ред.) национального устройства» (там же, т. 13, с. 242-43), т. е. с утверждением в странах, переживших периоды революций и реставраций, представительной формы правления. По той же циклич. схеме мыслилось Ч. и утверждение социализма (см. там же, т. 9, с. 832-33). Ч. понимал, что революционерам в России предстоят величайшие жертвы, на первых порах верная гибель (см. там же, т. 11, с. 144-45). Этика «разумного эгоизма» (осн. её принцип состоял в том, что поступки человека должны строго согласовываться с его внутр. побуждениями) была призвана внушать каждому, что иного пути к отдалённому счастью нет. Развитого человека, «разумного эгоиста», его собств. личный интерес толкает на акты самопожертвования, ибо это необходимо для торжества избранного им идеала. Будучи уязвимой в формально-теоретич. смысле, этика Ч. помогала формированию «новых людей», делала их силой, способствующей изменению действительности.... смотреть
(1828-89) рус. социалист-утопист и революционный демократ, экономист, философ, социолог, писатель и литературный критик. Один из основоположников народничества, предшественник марксизма в России, Сотрудничая в журнале «Современник» (до 1862), превратил его в ведущий печатный орган крестьянской демократии. В 1862 г. арестован и отправлен в сибирскую каторгу. Мировоззрение Ч. развивает традиции рус. революционно-демократической мысли (Белинский, Герцен) и прогрессивной западноевропейской философии: фр. материализма XVIII в., утопических социалистов Сен-Симона и Фурье, Фейербаха. Свою задачу в области этики Ч. формулировал как создание системы нравственности, построенной на революционно-демократических идейных принципах (пафос служения народу и борьба за его свободу и счастье, революционный гуманизм, исторический оптимизм и в» этой связи критика христианской, буржуазной и либеральной морали) и не уступающей по степени научности естественным дисциплинам. Она была призвана помочь воспитанию поколения «новых людей» революционеров. В качестве гл. факторов, формирующих нравственное сознание, Ч. выдвигает «естественные потребности», «общественные привычки и обстоятельства». Разрешение проблемы «естественных потребностей» приведет, с его т. зр-, к исчезновению причин нравственной патологии, устранит препятствия полному расцвету богатства личности. Ч., т. обр., утверждает необходимость изменить сами условия жизнедеятельности людей, отношения собственности через социальную революцию. В этом смысле Ч. идет дальше утопических социалистов, подвергая критике реформаторские надежды на «просвещенного монарха», «честного» политика и т. п. Этика Ч. исходит из антропологического принципа и концепции «разумного эгоизма» (Эгоизма теории). Принадлежность к миру природы достаточно жестко детерминирует «сущность» человека. Общественная же форма является условием реализации изначального стремления человеческой «натуры» к удовольствию. Эгоизм, по Ч., лежит в основе всей деятельности человека: он всегда «поступает так, как приятней ему поступать, руководится расчетом, велящнм отказываться от меньшей выгоды или меньшего удовольствия для получения большей выгоды, большего удовольствия». Действуя согласно своей «выгоде», человек должен поступать «разумно»: только так он достигнет пользы. Естественное стремление человека к благу реализуется лишь в случае борьбы против всего, что «неблагоприятно человеческому счастью». Развитого человека «разумного эгоиста» его собственный личный интерес толкает на акт благородного самопожертвования: он свободно, без всякой мысли о долге, жертвенности и воздаянии действует так, чтобы приблизить торжество избранного им идеала. Ч. отрицал наличие у человека свободы воли, признавая действие закона причинности и в нравственной сфере: «То явление, которое, мы называем волею, само является звеном в ряду явлений н фактов, соединенных причинной связью». Однако человек не лишен свободы выбора, поскольку он может выбрать между той или др. тенденцией социального развития. Только выбор прогрессивной тенденции является действительно разумным выбором. Придавая решающую роль в поведении человека разуму, Ч. тесно связывал свою социалистическую доктрину с просвещением. Благодаря просвещению, полагал он, можно научить людей видеть новые, прогрессивные тенденции и в этом смысле сделать их «новыми людьми». Т. обр., антропологический принцип, по мысли Ч-, при последовательном его проведении совпадает с принципами социализма. Как этическая система теория «разумного эгоизма», будучи уязвимой в логико-философском смысле, верно схватывала общественную потребность своего времени, выражала идеалы «новых людей», способствовала превращению их в политическую силу. На идеалах Ч. воспитывалось не одно поколение рус. революционеров. Осн. соч., в к-рых изложена этическая концепция Ч.: «Антропологический принцип в философии» (1860), роман «Что делать?» (1863).... смотреть
(12(24).07.1828, Саратов 17(29).10.1889, Саратов) философ-материалист, общественный деятель, революционер. Род. в семье священника. Обучался в Саратовской духовной семинарии (1842-1846). В 1850 г. окончил историко-филологический ф-т Петербургского ун-та. Преподавал литературу в Саратовской гимназии до 1853 г., затем вернулся в Петербург для работы над диссертацией. С этого времени Ч. начал писать для литературных журналов и вскоре стал гл. редактором ведущего антиправительственного органа журн. *Современник*. Возраставший радикализм социальных и политических взглядов и сотрудничество с членами тайного об-ва *Земля и воля* привели к его аресту, каторге и ссылке в Сибирь (с 1864 г.). Остальные 25 лет своей жизни Ч. провел в изоляции от об-ва; ему было разрешено вернуться в Саратов только за несколько месяцев до смерти. Эволюцию мировоззрения Ч. определили разнообразные философские влияния. Первоначальный интерес к Шеллингу и Гегелю вскоре уступил место авторитету Л. Фейербаха, сыгравшего главную роль в формировании зрелых взглядов Ч. В нек-рых отношениях он был также последователем фр. просветителей и англ. утилитаристов (И. Бентама, Дж. С. Милля). И наконец, революционные социалистические убеждения и социально-политические взгляды Ч. сформировались под влиянием таких фр. авторов, как П. Ж. Прудон, Л. Блан, П. Леру, а также рус. мыслителей Белинского и Герцена. Лишенный возможности по цензурным соображениям открыто и исчерпывающе представить свою философию, Ч. начал с изложения собственной позиции в области эстетики. Его магистерская диссертация *Эстетические отношения искусства к действительности* (1855) положила начало широкомасштабному спору 60-х гг. между материалистически мыслившими радикалами и идеалистически настроенными консерваторами. В противоположность господствовавшей гегелевской эстетике Ч. утверждал, что искусство является лишь заменой действительности и не может быть выше ее. Истинная красота присуща реальной жизни, и главной задачей искусства является реалистическое и критическое воспроизведение того, что существует, т. е. отражение и объяснение существующего, определение его пороков и недостатков и одновременно предвосхищение лучшего будущего. Подчинение эстетических ценностей этическим и социальным требованиям, характерное для *реалистической* эстетики, представлено также в критических эссе сер. 50-х гг., объединенных общим названием *Очерки гоголевского периода русской литературы*. В своем главном философском соч. *Антропологический принцип в философии* (1860) Ч. сумел изложить ориентированное на науку материалистическое мировоззрение (хотя из-за цензуры он и не мог употреблять термин *материализм*). Под *антропологическим принципом* он подразумевал концепцию человека как единого организма, правда, в отличие от дерева или химического соединения, обладающего *духовным* измерением. Поскольку все психические явления определяются физической организацией человека, то он во всех своих действиях подчиняется тем же законам, что и остальная природа. По мнению Ч., человеческое поведение может быть объяснено полностью и адекватно в тех же, по существу, терминах, к-рые обычно используются для объяснения процессов, происходящих на более *низком* уровне развития природы. Нельзя опытным путем установить наличие какой-то *иной натуры* человека, равно как и существование сверхъестественных явлений. Одним из законов природы, к-рым подчиняется человек, является, по Ч., закон причинности, и, опираясь на него, он отстаивает детерминизм в противоположность доктрине свободной воли. Он также утверждает, со ссылкой на научные свидетельства, что индивид всегда поступает по принципу психологического эгоизма, преследуя свою собственную выгоду, совпадающую с представлением об удовольствии. Признавая, что люди могут ошибаться относительно того, что на самом деле принесет им удовольствие (особенно в плохо организованном об-ве), Ч. обращается к нормативной этической теории разумного эгоизма, согласно к-рой люди вынуждены поступать в соответствии с тем, что должно дать им удовольствие, но в хорошо организованном об-ве они способны достичь своего действительного блага (выгоды), причем разумным, продуктивным и гармоничным образом. Наиболее значительным произв. Ч. был роман *Что делать?*, написанный в 1863 г., когда он стал политическим заключенным. В этой книге Ч. рисует образы *новых людей*, носителей своей философии с их презрением к традициям, естественностью, приверженностью к науке, любовью к социально полезному труду, *разумным* поведением и взаимоотношениями. Его идеи были горячо одобрены молодыми радикалами, и книга стала истинной библией т. наз. нигилизма 1860-х. В кни1е был также дан очерк нек-рых черт экономики будущего социализма, напр, организации мастерских, напоминающих фаланстеры Ш. Фурье. В др. своих соч. Ч. подчеркивал достоинства общины, и в этом отношении он считается одним из главных предшественников рус. народничества. В целом же социальным идеалом Ч. было сообщество, основанное на таких принципах, к-рые позволили бы проявиться *естественным* человеческим потребностям, а не *ложным* или *искусственным*, таким, как стяжательство или агрессивность. Поскольку существующие социальные институты слишком далеки от этого идеала, слишком *неестественны*, то их революционное разрушение вполне оправданно. Ряд соч., написанных Ч. за время ссылки и не публиковавшихся при жизни, содержит ценный материал для характеристики его философских взглядов. В серии писем, адресованных сыновьям (1876-1878), Ч. развивает материалистические представления, не искаженные вмешательством цензуры. Называя их *научным мировоззрением*, Ч. писал: *То, что существует, материя. Материя имеет качества. Проявление качеств это силы. То, что мы называем законами природы, это способы действия сил*. Затрагивая гносеологические проблемы в работе *Характер человеческого знания* (1885), Ч. отстаивает реализм в теории познания в противоположность неокантианскому феноменализму; в особенности он критикует скептицизм и *иллюзионизм* таких ученых, как Р. Вирхов и Э. Дюбуа-Реймон. В поздних соч. Ч. можно выделить 3 осн. положения домарксистского материализма в России: 1) в мире не существует ничего сверхъестественного и сверхприродного вроде вечного духовного начала: 2) все человеческие *силы* и проявления (включая те, к-рые принято называть духовно-мыслительными процессами) являются свойствами или функциями материи; 3) только опыт, эмпирическое исследование, а не вера или чистый разум может быть источником знания. Взгляды Ч. пользовались огромным влиянием в прогрессивных кругах России, но и подвергались постоянной критике. Напр., *Записки из подполья* (1864) Достоевского являются прямым выпадом против детерминизма и *разумного эгоизма* Ч. Критическую позицию в отношении Ч. занимали и представители рус. религиозной философии. В то же время многие материалистические и революционно-демократические идеи мыслителя были усвоены сторонниками народничества, повлияли на рус. марксизм, прежде всего на Плеханова и Ленина. К. Маркс высоко ценил произв. Ч. (он изучил рус. язык для того, чтобы читать их в подлиннике). Всесторонний интерес к творчеству Ч. проявляла литературная и философская мысль советского периода. Он был признан одним из наиболее глубоких мыслителей-материалистов в истории философии.... смотреть
(1828-1889) рус. философ и атеист, ученый, писатель, публицист.
[12(24). 7 1828, Саратов, 17(29). 10 1889, там же], писатель, публицист, философ, обществ. деятель Учился в Саратовской духовной семинарии (1842—45), окончил ист. филол отделение Петерб ун-та (1850). На мировоззрение Ч оказали влияние филос. концепции Г В Ф Гегеля и Л Фейербаха, социально-реформат идеи К А Сен-Симона, III Фурье, демократич идеалы В Г Белинского и А И Герцена Рев события в Европе 1848—49 наложили на взгляды Ч отпечаток скептицизма по отношению к либерализму его времени С 1853 Ч начал сотрудничать в журн «Отеч записки», затем в «Современнике», где занял лидирующее положение В 1855 защитил магистерскую дисс «Эстетич. отношения иск-ва к действительности», к-рая явилась первым опытом применения социологич. метода в исследовании иск-ва В кон. 1857 сосредоточил свое внимание на экон и полит. вопросах, активно участвовал в журнальной кампании по обсуждению условий крест. реформы Утверждавшийся в России капиталистич экон порядок Ч. оценивал с социалистич утопич позиций 7 июля 1862 был арестован, заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, где написал роман «Что делать» (1862—63). В 1864 признан виновным в «принятии мер к ниспровержению существующего порядка управления», осужден на 7 лет каторги и вечное поселение в Сибири После обряда гражд казни (19 мая 1864). отправлен в Нерчинскую каторгу, в 1871 поселен в Вилюйском остроге На каторге написал роман «Пролог», по жанру близкий к автобиографическому В 1883 переведен в Астрахань под надзор полиции, в 1889 получил разрешение жить на родине Мысли о воспитании, пронизывающие худож. и публицистич произведения Ч, важный аспект его филос. позиции Худож. воплощением воспитат. идеала Ч стал образ Рахметова («Что делать?») человека высоких гражд идей, непреклонной воли, глубоких убеждений, ратовавшего за переустройство общества на справедливых началах Пример Рахметова был созвучен свободолюбивым настроениям эпохи 60-х гг, по словам II А Кропоткина, «для рус молодежи повесть была своего рода откровением и превратилась в программу» Проблему формирования личности Ч рассматривал, опираясь на собств. трактовку антропологич. материализма Фейербаха Согласно Ч, человек формируется совокупностью биол. и социальных факторов Отд качества личности развиваются под влиянием экон условий, обществ. институтов, лит-ры, семьи и школы, наследственность большой роли не играет («Антропологич. принцип в философии», 1860). Мысль о социальной обусловленности воспитания легла в основу пед. идеала Ч Задача воспитания «новых людей» предполагала гармонич. ное соединение духовного и физич. развития личности Важнейшими составляющими духовного развития Ч считал нравственное, умственное и эстетич. воспитание Цель нравств. воспитания Ч видел в формировании человека нового этич типа Нравств. воспитание, по Ч, призвано ввести человека в социальные отношения, сделать его активным участником жизни В процессе обществ. деятельности человек изменяет действительность и создает собств. личность Программа нравств. воспитания основывалась на этич теории Ч, в к-рой гл. место отводилось нравств. сознанию народа Ч. утверждал, что выводы материалистич философии неизменно совпадают с понятиями «простолюдинов» о труде, справедливости, чести, долге и т.д. Для развития знаний о поведении и чувствах людей необходимо науч. обобщение нар. представлений о нравственности Подчеркивал естеств. детерминированность человеческих чувств и желаний и решающую роль социальной среды как материальной основы моральных представлений Эти идеи нашли отражение в «теории разумного эгоизма», предполагавшей совпадение при определенных условиях личных интересов с общественными В разумно организованном социуме эгоизм станет побудит мотивом для общественно полезной деятельности, что подводило к мысли о необходимости социального переустройства Нравств. воспитание Ч связывал с политическим, а «нравств. » науки отождествлял с общественными Настоящий гражданин, по Ч, должен иметь самостоят.систему воззрений, твердые убеждения, способность к критич осмыслению явлений действительности Воспитание следует начинать с выработки у человека стремления совершить положит. поступок «Лучше не развиваться человеку, нежели развиваться без влияния мысли об общественных делах, без влияния чувств, пробуждаемых участием в них» («Рус человек на rendez-vous», 1858). Одним из осн.нравств. качеств Ч считал гуманность, к-рую он понимал как глубокую и искреннюю любовь к человеку, способность творить добро Гуманность активна, она предполагает готовность к борьбе за человеческое достоинство, вызывает чувство ненависти и презрения к проявлениям пошлого и низкого в человеке Новая мораль непременно включает в себя потребность в труде, к-рый должен стать наслаждением для человека, работающего не по принуждению, а по внутр. убеждению Нравств. воспитание, по Ч, следует начинать с самого раннего возраста, важно с детства приучать ребенка к честности, никогда его не обманывать, чтобы сохранить первоначальную дущев-ную чистоту Антропологич. подход позволил Ч всесторонне рассмотреть проблемы умственной деятельности, на его основе он выдвинул положение о единстве чувственного и рационального, о сущности мышления Образование Ч считал естеств. потребностью человека, определяемой двумя факторами стремлением к знаниям как всеобщим качеством людей и объективными требованиями действительности («Очерк науч. понятий по нек-рым вопросам всеобщей истории», 1888). Обучение, по мысли Ч, выполняет важные воспитат. функции В процессе обучения у ребенка развиваются интерес к знаниям, умение рассматривать предмет с разных сторон, способность к самостоят.умственной работе По мере накопления знаний меняются привычки и характер человека, обучение приносит глубокое духовное наслаждение («Следует ли отдавать предпочтение шк. воспитанию перед домашним», 1845). Для развития у детей познават активности Ч предлагал ввести в школах широкий круг уч дисциплин, содержание к-рых должно соответствовать возрастным возможностям учащихся Детям можно многое легко объяснить, важно только, чтобы обучающий владел предметом и умел говорить на доступном им языке Выступая против однообразия, Ч вместе с тем подчеркивал, что учение это труд, не допускающий «потешающей педагогики» Следствием развития активности и самостоятельности личности должна стать потребность в самообразовании и самовоспитании С нравств. становлением личности Ч связывал прежде всего эстетич. воспитание, т к, в его представлении, эстетика неотделима от добра Обосновав тезис «прекрасное есть жизнь», Ч утверждал, что необходимо формировать у человека эстетич. отношение к действительности Чувство прекрасного проявляется не только в иск-ве, но и во всех сферах человеческой деятельности («Эстетич. отношения иск-ва к действительности»). Одно из ведущих мест в деле воспитания, по Ч, принадлежит лит-ре как выразительнице идей века «„Ученая* лит-ра спасает людей от невежества, „изящная* лит-ра развивает воображение и чувство, противостоит грубости и черствости Оба вида лит-ры необходимы для просвещения» («Александр Сергеевич Пушкин, его жизнь и сочинения», 1856). Важнейшую роль в распространении знаний и культуры Ч отводил шк. учителю, высокое предназначение к-рого видел в помощи растущему человеку в поисках истинного пути Придавая огромное значение личному таланту учителя, Ч, однако, критиковал пед. позицию Л H Толстого, ставившего под сомнение необходимость науч. методики преподавания, строго организованной системы шк. занятий Основами пед. творчества Ч считал хорошее образование, совершенное знание предмета и общую эрудицию преподавателя Много внимания Ч уделял состоянию современной ему шк. системы Он отмечал чрезвычайно низкий уровень грамотности по России, отсутствие стремления к образованию в непривилегиров сословиях Неудовлетворит состояние шк. дела Ч рассматривал как следствие несовершенства социально-полит. строя Не теряет своей актуальности мысль Ч о взаимосвязи полит. власти, материального благосостояния и образования «Кто находится в нищете, тот не может развить своих умственных сил, в ком не развиты умственные силы, тот не способен пользоваться властью выгодным для себя образом, кто не пользуется политической властью, тот не может спастись от угнетения, то есть от нищеты и от невежества» (т. 7, с 97—98).... смотреть
(1828-89), публицист. В 1856-62 один из руководителей журнала Современник . Идейный вдохновитель революционного движения 1860-х гг. В 1862 арестован по обвинению в связях с А. И. Герценом и составлении прокламации Барским крестьянам от их доброжелателей поклон , заключен в Петропавловскую крепость. В 1864 приговорен к 7 годам каторги (обвинение юридически не доказано, улики сфабрикованы следствием), потом был в ссылке в Восточной Сибири. В 1883 переведен в Астрахань, затем в Саратов. В области философии и социологии стоял на позициях антропологизма. Считал, что социализм обусловлен всем развитием человечества; для России переход к социализму возможен через крестьянскую общину (один из родоначальников народничества). Социалистические идеалы Ч. нашли отражение в его романе Что делать? (1863, написан в Петропавловской крепости).... смотреть
ЧЕРНЫШ́́ЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828—89), рус. писатель, критик, эстетик, социолог, революционер-демократ. Уже в юности Ч. испытал сильное увлечение... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828—1889) -рус. философ, писатель, публицист, литературный критик. В 1846—1850 учился на историко-филологическом ... смотреть
Чернышевский (Николай Гаврилович) - знаменитый писатель. Родился 12 июля 1828 г. в Саратове. Отец его, протоиерей Гавриил Иванович (1795 - 1861), был человек весьма замечательный. Большой ум, в связи с серьезной образованностью и знанием не только древних, но и новых языков, делали его исключительной личностью в провинциальной глуши; но всего замечательнее были в нем поразительная доброта и благородство. Это был евангельский пастырь в лучшем значении слова, от которого в то время, когда полагалось обращаться сурово с людьми для их же блага, никто не слыхал ничего, кроме слов ласки и привета. В школьном деле, всецело построенном тогда на зверской порке, он никогда не прибегал ни к каким наказаниям. И вместе с тем этот добрый человек был необыкновенно строг и ригористичен в своих требованиях; в общении с ним нравственно подтягивались самые распущенные люди. Из ряду вон выходящая доброта, чистота души и отрешенность от всего мелкого и пошлого всецело перешли и к его сыну. Николай Гаврилович Чернышевский, как человек, был истинно светлой личностью - это признают злейшие враги его литературной деятельности. Самые восторженные отзывы о Чернышевском, как человеке, принадлежат двум престарелым представителям духовного сословия, не находившим достаточно слов, чтобы охарактеризовать вред писаний и теорий Чернышевского. Один из них, преподаватель разных семинарий Палимпсестов , душевно скорбит о том, что это 'существо с самой чистой душой' превратилось, благодаря увлечению разными западноевропейскими лжеучениями, в 'падшего ангела'; но вместе с тем он категорически заявляет, что Чернышевский 'действительно в свое время походил на ангела во плоти'. Сведения о личных качествах Чернышевского очень важны для понимания его литературной деятельности; они дают ключ к правильному освещению многих сторон ее и прежде всего того, что теснее всего связано с представлением о Чернышевском - проповеди утилитаризма. Заимствованный у такого же исключительно доброго человека - Дж. Ст. Милла - утилитаризм Чернышевского не выдерживает критики, не закрывающей глаза на действительность.Чернышевский самые лучшие движения нашей души хочет свести к 'разумному' эгоизму - но 'эгоизм' этот весьма своеобразный. Оказывается, что человек, поступая благородно, действует так не для других, а исключительно для себя. Он поступает хорошо, потому что поступать хорошо доставляет ему удовольствие. Таким образом, дело сводится к простому спору о словах. Не все ли равно, чем мотивировать самопожертвование; важно только то, что является охота жертвовать собой. В трогательно-наивных стараниях Чернышевский убедить людей, что поступать хорошо 'не только возвышенно, но и выгодно', ярко сказался только высокий строй души самого проповедника 'разумного эгоизма', столь оригинально понимавшего 'выгоду'. Среднее образование Чернышевский получил при особенно благоприятных условиях - в тиши идеально мирно жившей семьи, в состав которой входила и жившая на одном дворе с Чернышевскими семья А.Н. Пыпина , двоюродного брата Николая Гавриловича по матери. Чернышевский был старше Пыпина на 5 лет, но они были очень дружны и с годами их дружба все крепла. Чернышевский миновал ужасную бурсу дореформенной эпохи и низшие классы, семинарии и только в 14 лет прямо поступил в старшие классы. Подготовил его главным образом ученый отец, при некоторой помощи учителей гимназии. Ко времени поступления в семинарию молодой Чернышевский уже обладал огромной начитанностью и приводил учителей в изумление своими обширными знаниями. Товарищи его обожали: это был всеобщий поставщик классных сочинений и усердный репетитор всех обращавшихся к нему за помощью. Пробыв два года в семинарии, Чернышевский продолжал занятия дома и в 1846 г. отправился в Петербург, где поступил в университет, на историко-филологический факультет. Чернышевскому-отцу пришлось выслушать по этому поводу упреки со стороны некоторых представителей духовенства: они находили, что ему следовало бы направить сына в духовную академию и не 'лишать церковь будущего светила'. В университете Чернышевский усердно занимался факультетскими предметами и был в числе лучших учеников Срезневского . По его поручению, он составил этимологически-синтаксический словарь к Ипатьевской летописи, который позднее (1853) был напечатан в 'Известиях' II отделения Академии Наук. Гораздо больше университетских предметов его увлекли другие интересы. Первые годы студенчества Чернышевского были эпохой страстного интереса к вопросам социально-политическим. Его захватил конец того периода истории русской передовой мысли, когда шедшие к нам из Франции 1840-х годов социальные утопии в той или другой форме, в большей или меньшей степени отразились и в литературе, и в обществе (см. Петрашевцы, XXIII, 750 и Русская литература XXVII, 634). Чернышевский стал убежденным фурьеристом и всю жизнь остался верен этой наиболее мечтательной из доктрин социализма, с тем, впрочем, очень существенным отличием, что фурьеризм был довольно равнодушен к вопросам политическим, к вопросам о формах государственной жизни, между тем как Чернышевский придавал им большое значение. Отличается также миросозерцание Чернышевского от фурьеризма и в вопросах религиозных, в которых Чернышевский был свободным мыслителем. В 1850 г. Чернышевский окончил курс кандидатом и уехал в Саратов, где получил место старшего учителя гимназии. Здесь он, между прочим, очень сблизился с сосланным в Саратов Костомаровым и некоторыми ссыльными поляками. Постигло его за это время великое горе - умерла нежно любимая мать; но в этот же период саратовской жизни он женился на любимой девушке (напечатанный десять лет спустя роман 'Что делать', 'посвящается другу моему О. С. Ч.' то есть Ольге Сократовне Чернышевской). В конце 1853 г., благодаря хлопотам старого петербургского знакомого - известного педагога Иринарха Введенского , занимавшего влиятельное положение в педагогическом персонале военно-учебных заведений, Чернышевский перешел на службу в Петербург, учителем русского языка во 2-м кадетском корпусе. Здесь он продержался не больше года. Превосходный преподаватель, он был недостаточно строг к ученикам, которые злоупотребляли его мягкостью и, охотно слушая интересные рассказы и объяснения его, сами почти ничего не делали. Из-за того, что он дал дежурному офицеру унять шумевший класс, Чернышевскому пришлось оставить корпус, и он всецело отдается с тех пор литературе. Начал он свою деятельность в 1853 г. небольшими статьями в 'Санкт-Петербургских Ведомостях' и в 'Отечественных Записках', рецензиями и переводами с английского, но уже в начале 1854 г. перешел в 'Современник', где скоро стал во главе журнала. В 1855 г. Чернышевский, выдержавший экзамен на магистра, представил в качестве диссертации рассуждение: 'Эстетические отношения искусства к действительности' (СПб., 1855). В те времена эстетические вопросы еще не получили тот характер общественно-политических лозунгов, который они приобрели в начале 60-х годов и потому то, что впоследствии показалось разрушением эстетики, не возбудило никаких сомнений или подозрений среди членов весьма консервативного историко-филологического факультета Петербургского университета. Диссертация была принята и допущена к защите. Магистрант успешно отстаивал свои тезисы и факультет без сомнения присудил бы ему искомую степень, но кто-то (по-видимому - И.И. Давыдов , 'эстетик' весьма своеобразного типа) успел настроить против Чернышевского министра народного просвещения А.С. Норова ; тот возмутился 'кощунственными' положениями диссертации и степень не была дана магистранту. Литературная деятельность Чернышевского в 'Современнике' на первых порах почти всецело была посвящена критике и истории литературы. В течение 1855 - 1857 гг. появился ряд обширных историко-критических статей его, в ряду которых особенно выдающееся место занимают знаменитые 'Очерки Гоголевского периода', 'Лессинг' и статьи о Пушкине и Гоголе . Кроме того, он в эти же годы со свойственной ему изумительнейшей работоспособностью и необыкновенной писательской энергией дал журналу ряд меньшего объема критических статей о Писемском , Толстом , Щедрине , Бенедиктове , Щербине , Огареве и других, многие десятки обстоятельных рецензий и вдобавок еще вел ежемесячные 'Заметки о журналах'. В конце 1857 г. и начале 1858 г. вся эта литературная производительность направляется в другую сторону. За исключением данной (1858) для поддержки возникавшего симпатичного журнала 'Атеней' статьи о тургеневской 'Асе' ('Русский человек на rendez-vous'), Чернышевский теперь почти оставляет область критики и весь отдается политической экономии, вопросам внешней и внутренней политики и отчасти выработки философского миросозерцания. Этот поворот был вызван двумя обстоятельствами. В 1858 г. наступил весьма критический момент в подготовлении освобождения крестьян. Доброе желание правительства освободить крестьян не ослабело, но, под влиянием сильных связями своими реакционных элементов высшей правительственной аристократии, реформа подвергалась опасности быть значительно искаженной. Надо было отстаивать проведение ее на возможно широких началах. Вместе с тем надо было защищать один очень дорогой Чернышевскому принцип - общинное землевладение, которое ему, с его фурьеристским идеалом совместной хозяйственной деятельности человечества, было особенно близко. Принцип общинного землевладения приходилось ограждать не столько от элементов реакционных, сколько от людей, считавших себя прогрессистами - от буржуазно-либерального 'Экономического Указателя' профессора Вернадского , от Б.Н. Чичерина , от стоявшего тогда в первых рядах передового лагеря Катковского 'Русского Вестника'; да и в обществе к общинному землевладению относились с известным недоверием, потому что преклонение пред ним исходило от славянофилов. Подготовление коренных переворотов в русской общественной жизни и назревание коренного перелома в общественно-политическом миросозерцании большинства передовой части нашей интеллигенции тоже отвлекали по преимуществу публицистический темперамент Чернышевского от литературной критики. Годы 1858 - 1862 являются в жизни Чернышевского эпохой усиленных занятий над переводом или, вернее, переделкой миллевской политической экономии, снабженной обширными 'Примечаниями', а также над длинным рядом политико-экономических и политических статей. Из них выдаются: по вопросу поземельному и крестьянскому - статья по поводу 'Исследования о внутренних отношениях народной жизни и в особенности сельских учреждениях России' (1857, № 7); 'О поземельной собственности' (1857, № 9 и 11); статья по поводу речи Бабста 'О некоторых условиях, способствующих умножению народного же капитала' (1857, № 10); 'Ответ на письмо провинциала' (1858, № 3); 'Обозрение мер, принятых до сего времени (1858) к устройству быта помещичьих крестьян' (1858, № 1); 'Меры, принятые к ограничению помещичьей власти в царствование императрицы Екатерины II, Александра I и Николая I' (1858, № 0); 'По поводу статьи господина Тройницкого 'О числе крепостных людей в России' (1858, № 2); 'О необходимости держаться возможно умеренных цифр при определении величины выкупа усадеб' (1858, № 11); 'Труден ли выкуп земли' (1859, № 1); ряд обозрений, журнальных статей по крестьянскому вопросу (1858, № 2, 3, 5; 1859, № 1); 'Критика философских предубеждений против общинного владения' (1858, № 12); 'Экономическая деятельность и законодательство' (продолжение предыдущей статьи); 'Материалы для решения крестьянского вопроса' (1859, № 10); 'Капитал и труд' (1860, № 1); 'Кредитные дела' (1861, № 1). По вопросам политическим: 'Кавеньяк' (1858, № 1 и 4); 'Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X' (1858, № 8 и 9); 'Тюрго' (1858, № 9); 'Вопрос о свободе журналистики во Франции' (1859, № 10); 'Июльская монархия' (1860, № 1, 2, 5); 'Нынешние английские виги' (1860, № 12); 'Предисловие к нынешним австрийским делам' (1861, № 2); 'Французские законы по делам книгопечатания' (1862, № 8). Когда 'Современнику' было разрешено завести политический отдел, Чернышевский ежемесячно писал политические обозрения в течение 1859, 1860, 1861 и первых 4 месяцев 1862 г.; обозрения эти часто доходили до 40 - 50 страниц. В 4 последних книжках за 1857 г. (№ 9 - 12) Чернышевскому принадлежит 'Современное обозрение', а в № 4 за 1862 г. - 'Внутреннее обозрение'. К сфере непосредственно философских работ Чернышевского относится только известная статья: 'Антропологический принцип в философии' (1860, № 4 и 5). Смешанный характер носит ряд публицистически-полемических статей: 'Г. Чичерин, как публицист' (1859, № 5), 'Леность грубого простонародья' (1860, № 2); 'История из-за госпожи Свечиной' (1860, № 6); 'Прадедовские нравы' (по поводу записок Державина , 1860, № 7 и 8); 'Новые периодические издания' ('Основа' и 'Время' 1861, № 1); 'О причинах падения Рима. Подражание Монтескье' (по поводу 'Истории цивилизации во Франции' Гизо, 1880, № 5); 'Непочтительность к авторитетам' (по поводу 'Демократии в Америке' Токвиля, 1861, № 6); 'Полемические красоты' (1860, № 6 и 7); 'Национальная бестактность' (1860, № 7); 'Русский реформатор' (о 'Жизни графа Сперанского' барона Корфа , 1860, № 10); 'Народная бестолковость' (о газете 'День', 1860, № 10); 'Самозванные старейшины' (1862, № 3); 'Научились ли!' (1862, № 4). Как ни интенсивна была эта поразительно плодовитая деятельность, Чернышевский все-таки не оставил бы такой важной отрасли журнального влияния, как литературная критика, если бы в нем не создалась уверенность, что нашелся человек, которому он спокойно может передать критический отдел журнала. К концу 1857 г. если не для всей читающей публики, то лично для Чернышевского обрисовалось во всю свою величину первостепенное дарование Добролюбова , и он, не колеблясь передал критический жезл первенствующего журнала двадцатилетнему юноше. Уже благодаря одной этой проницательности, деятельность Добролюбова становится славной страницей в литературной биографии Чернышевского. Но в действительности, роль Чернышевского в ходе деятельности Добролюбова гораздо значительнее. Из общения с Чернышевским Добролюбов черпал ту обоснованность своего миросозерцания, тот научный фундамент, который при всей его начитанности не мог у него быть в двадцать один, двадцать два года. Когда Добролюбов умер и стали говорить о том огромном влиянии, которое Чернышевский оказал на молодого критика, он в особой статье ('Изъявление признательности') протестовал против этого, стараясь доказать, что Добролюбов шел в своем развитии самостоятельным путем уже потому, что он по таланту выше его, Чернышевского. Против последнего в настоящее время едва ли кто станет спорить, если, конечно, не говорить о заслугах Чернышевского в сфере политико-экономических вопросов, где он занимает такое крупное место. В иерархии главарей русской критики Добролюбов, бесспорно, выше Чернышевского. Добролюбов выдерживает до сих пор самое страшное из литературных испытаний - испытание времени; его критические статьи читаются и теперь с неослабевающим интересом, чего нельзя сказать о большей части критических статей Чернышевского. В Добролюбове, только что пережившем период глубокого мистицизма, несравненно больше страсти, чем у Чернышевского. Чувствуется, что он свои новые убеждения выстрадал и поэтому-то он и читателя волнует больше, чем Чернышевский, основным качеством которого тоже является глубочайшая убежденность, но очень ясная и спокойная, давшаяся ему без внутренней борьбы, точно непреложная математическая формула. Добролюбов литературно злее Чернышевского; недаром Тургенев говорил Чернышевскому: 'Вы просто ядовитая змея, а Добролюбов змея очковая'. В сатирическом приложении к 'Современнику' - 'Свистке', который восстановлял своей едкостью всех литературных противников 'Современника', больше самого журнала, Чернышевский почти никакого участия не принимал; первенствующую роль в нем играло сосредоточенно-страстное остроумие Добролюбова. Помимо остроумия, у Добролюбова и вообще литературного блеска больше, чем у Чернышевского. Тем не менее общая окраска того идейного богатства, которое Добролюбов с таким блеском развертывал в своих статьях, уже потому одному не могла не быть отчасти результатом влияния Чернышевского, что с первого дня знакомства оба писателя чрезвычайно привязались друг к другу и почти ежедневно виделись. Совокупная деятельность Чернышевского и Добролюбова придала 'Современнику' огромное значение в истории прогрессивного движения в России. Такое руководящее положение не могло не создать ему многочисленных противников; очень многие с крайним недоброжелательством следили за возрастающим влиянием органа Чернышевского и Добролюбова на молодое поколение. Сначала, однако, полемика между 'Современником' и другими журналами шла в пределах чисто литературных, без особого обострения. Русский 'прогресс' переживал тогда свой медовый месяц, когда за самыми ничтожными исключениями, вся, можно сказать, интеллигентная Россия была проникнута живейшим желанием сдвинуться с места и разногласия были только в деталях, а не в основных чувствах и стремлениях. Характерным выражением этого единодушия может служить то, что Чернышевский в конце 50-х годов около года был членом редакции официального 'Военного Сборника'. К началу 60-х годов соотношение русских партий и единодушие прогрессивного движения значительно видоизменяются. С освобождением крестьян и подготовкой большей части 'великих реформ' освободительное движение и в глазах правящих сфер, и в сознании значительной части умеренных элементов общества получило законченность; дальнейшее следование по пути перемен государственного и общественного строя начинало казаться ненужным и опасным. Но настроение, во главе которого стоял Чернышевский, не считало себя удовлетворенным и все порывистее стремилось вперед. В конце 1861 и начале 1862 г. общая картина политического положения резко видоизменилась. Разразились студенческие беспорядки в Санкт-Петербургском университете, усилилось польское брожение, появились призывающие молодежь и крестьян к бунту прокламации, произошли страшные петербургские пожары, в которых, без малейшего основания, но очень упорно видели связь с нарождением в молодежи революционных настроений. Добродушное отношение к крайним элементам совершенно исчезло. В мае 1862 г. 'Современник' был закрыт на 8 месяцев, а 12 июня 1862 года был арестован Чернышевский и заключен в Петропавловскую крепость, где просидел около 2 лет. Сенат приговорил Чернышевского к 14 годам каторжной работы. В окончательной конфирмации срок был сокращен до 7 лет. 13 мая 1864 г. приговор был объявлен Чернышевскому на Мытнинской площади. Имя Чернышевского почти исчезает из печати; до его возвращения из ссылки о нем обыкновенно говорилось описательно, как об авторе 'Очерков Гоголевского периода' или авторе 'Эстетического отношения искусства к действительности' и т. п. В 1865 г. было разрешено 2-е издание 'Эстетического отношения искусства к действительности', но без имени автора ('издание А.Н. Пыпина'), а в 1874 г. вышли 'Основания политической экономии' Милля, тоже как 'издание А.Н. Пыпина', без имени переводчика и без 'Примечаний'. Первые 3 года своего пребывания в Сибири Чернышевский провел в Кадае, на монгольской границе, а затем был водворен на Александровском заводе Нерчинского округа. Во время пребывания в Кадае ему было разрешено трехдневное свидание с женой и 2 маленькими сыновьями. Жилось Чернышевскому в материальном отношении сравнительно не особенно тяжело, потому что политические арестанты в то время настоящей каторжной работы не несли. Чернышевский не был стеснен ни в сношениях с другими заключенными (Михайлов , польские повстанцы), ни в прогулках; одно время он даже жил в отдельном домике. Он очень много читал и писал, но все написанное немедленно уничтожал. Одно время на Александровском заводе устраивались спектакли и Чернышевский сочинял для них небольшие пьесы. 'Арестантам из простых они мало нравились, вернее, даже и совсем не нравились: Чернышевский был для них слишком серьезен' ('Научное Обозрение', 1899, 4). В 1871 г. закончился срок каторги и Чернышевский должен был перейти в разряд поселенцев, которым самим предоставлялось избрать место жительства в пределах Сибири. Тогдашний шеф жандармов, граф П.А. Шувалов , вошел, однако, с представлением о поселении Чернышевского в Вилюйске. Это было значительным ухудшением его участи, потому что климат на Александровском заводе умеренный, и жил там Чернышевский в общении с интеллигентными людьми, а Вилюйск лежит в 450 верстах за Якутском, в самом суровом климате, и в 1871 г. имел лишь 40 построек. Общество Чернышевского в Вилюйске ограничивалось несколькими приставленными к нему казаками. Пребывание Чернышевского в таком удаленном от цивилизованного мира пункте было тягостно; тем не менее он деятельно работал над разными сочинениями и переводами. В 1883 г. министр внутренних дел граф Д.А. Толстой исходатайствовал возвращение Чернышевского, которому для жительства была назначена Астрахань. В ссылке он жил на средства, которые ему, в меру его скромнейших потребностей, присылали Некрасов и ближайшие родственники. С 1885 г. начинается последний период деятельности Чернышевского. Оригинального, не считая предисловий к 'Всемирной истории' Вебера, за это время Чернышевский дал немного: статью в 'Русских Ведомостях' (1885): 'Характер человеческого знания', длинную, всего менее блещущую поэтическими достоинствами поэму из древнекарфагенской жизни 'Гимн Деве Неба' ('Русская Мысль', 1885, 7) и большую статью, подписанную псевдонимом 'Старый трансформист' (все другие работы и переводы астраханского периода подписаны псевдонимом Андреев) - 'Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь' ('Русская Мысль', 1888, № 9). Статья 'Старого трансформиста' обратила на себя внимание и многих поразила своей манерой: странно было в ней пренебрежительно-насмешливое отношение к Дарвину и сведение Дарвиновской теории к буржуазной выдумке, созданной для оправдания эксплуатации рабочего класса буржуазией. Некоторые, однако, усматривали в этой статье прежнего Чернышевского, привыкшего подчинять все интересы, в том числе и чисто научные, целям борьбы за общественные идеалы. В 1885 г. друзья устроили для Чернышевского у известного издателя-мецената К.Т. Солдатенкова перевод 15-томной 'Всеобщей Истории' Вебера. Эту огромную работу Чернышевский выполнял с изумительной энергией, переводя в год по 3 тома, каждый в 1000 страниц. До V тома Чернышевский переводил буквально, но затем стал делать большие сокращения в Веберовском тексте, который вообще ему очень не нравился своей устарелостью и узконемецкой точкой зрения. Взамен выброшенного он стал прибавлять, в виде предисловий, ряд все разраставшихся очерков: 'о правописании мусульманских и, в частности, арабских имен', 'о расах', 'о классификации людей по языку', 'о различиях между народами по национальному характеру', 'общий характер элементов, производящих прогресс', 'климаты'. К быстро последовавшему за первым 2-му изданию I-го тома Вебера Чернышевский приложил 'очерк научных понятий о возникновении обстановки человеческой жизни и о ходе развития человечества в доисторические времена'. В Астрахани Чернышевский успел перевести 11 томов Вебера. В июне 1889 г., по ходатайству бывшего тогда астраханским губернатором князя Л.Д. Вяземского , ему разрешено было поселиться в родном Саратове. Там он с прежней энергией принялся за Вебера, успел перевести 2/3 XII тома и ввиду того, что перевод приходил к концу, стал подумывать о новом грандиозном переводе - 16-томного 'Энциклопедического Словаря' Брокгауза. Но чрезмерная работа надорвала старческий организм, питание которого шло очень плохо, вследствие обострения давнишней болезни Чернышевского - катара желудка. Проболев всего 2 дня, Чернышевский в ночь с 16 на 17 октября 1889 г. скончался от кровоизлияния в мозгу. Смерть его значительно содействовала восстановлению правильного к нему отношения. Печать различных направлений отдала дань уважения его обширнейшей и поразительно разносторонней образованности, его блестящему литературному таланту и необыкновенной красоте его нравственного существа. В воспоминаниях лиц, видевших Чернышевского в Астрахани, больше всего подчеркивается удивительная его простота и глубокое отвращение ко всему, что хотя бы отдаленнейшим образом напоминало позу. С ним не раз пробовали говорить о перенесенных им страданиях, но всегда безрезультатно: он утверждал, что никаких особенных испытаний не перенес. В 1890-х годах было отчасти снято запрещение, лежавшее на сочинениях Чернышевского. Без имени автора, как 'издания М.Н. Чернышевского' (младшего сына), появились 4 сборника эстетических, критических и историко-литературных статей Чернышевского: 'Эстетика и поэзия' (СПб., 1893); 'Заметки о современной литературе' (СПб., 1894); 'Очерки Гоголевского периода русской литературы' (СПб., 1890) и 'Критические статьи' (СПб., 1895). О первой из значительных работ Чернышевского - 'Эстетических отношениях искусства к действительности' - до сих пор держится мнение, что она является основой и первым проявлением того 'разрушения эстетики', которое достигло апогея в статьях Писарева , Зайцева и других. Это мнение не имеет никакого основания. Трактат Чернышевского уже потому одному никак нельзя причислить к 'разрушению эстетики', что он все время заботится об 'истинной' красоте, которую - правильно или нет, это уже другой вопрос - усматривает главным образом в природе, а не в искусстве. Для Чернышевского поэзия и искусство - не вздор: он только ставит им задачей отражать жизнь, а не 'фантастические полеты'. На позднейшего читателя диссертация, несомненно, производит странное впечатление, но не тем, что она якобы стремится упразднить искусство, а тем, что она задается совершенно бесплодными вопросами: что выше в эстетическом отношении - искусство или действительность, и где чаще встречается истинная красота - в произведениях искусства или в живой природе. Здесь сравнивается несравнимое: искусство есть нечто вполне самобытное, главную роль в нем играет отношение художника к воспроизводимому. Полемическая постановка вопроса в диссертации была реакцией против односторонности немецких эстетик 40-х годов, с их пренебрежительным отношением к действительности и с их утверждением, что идеал красоты - абстрактный. Проникающее же диссертацию искание идейного искусства было только возвращением к традициям Белинского , который уже с 1841 - 1842 гг. отрицательно относился к 'искусству для искусства' и тоже считал искусство одной из 'нравственных деятельностей человека'. Лучшим комментарием к всяким эстетическим теориям всегда служит практическое применение их к конкретным литературным явлениям. Чем же является Чернышевский в своей критической деятельности? Прежде всего - восторженным апологетом Лессинга. О лессинговском 'Лаокооне' - этом эстетическом кодексе, которым всегда старались побивать наших 'разрушителей эстетики', - Чернышевский говорит, что 'со времен Аристотеля никто не понимал сущность поэзии так верно и глубоко, как Лессинг'. Вместе с тем, конечно, особенно увлекает Чернышевского боевой характер деятельности Лессинга, его борьба со старыми литературными традициями, резкость его полемики и вообще беспощадность, с которой он очищал авгиевы стойла современной ему немецкой литературы. В высшей степени важны для уяснения литературно-эстетических взглядов Чернышевского и статьи его о Пушкине, писанные в тот же год, когда появилась диссертация. Отношение Чернышевского к Пушкину - прямо восторженное. 'Творения Пушкина, создавшие новую русскую литературу, образовавшие новую русскую поэзию', по глубокому убеждению критика, 'будут жить вечно'. 'Не будучи по преимуществу ни мыслителем, ни ученым, Пушкин был человек необыкновенного ума и человек чрезвычайно образованный; не только за тридцать лет, но и ныне в нашем обществе немного найдется людей, равных Пушкину по образованности'. 'Художнический гений Пушкина так велик и прекрасен, что, хотя эпоха безусловного удовлетворения чистой формой для нас миновала, мы доселе не можем не увлекаться дивной, художественной красотой его созданий. Он - истинный отец нашей поэзии'. Пушкин 'не был поэтом какого-нибудь определенного воззрения на жизнь, как Байрон, не был даже поэтом мысли вообще, как, например, Гете и Шиллер. Художественная форма 'Фауста', 'Валленштейна', или 'Чайльд-Гарольда' возникла для того, чтобы в ней выразилось глубокое воззрение на жизнь; в произведениях Пушкина мы не найдем этого. У него художественность составляет не одну оболочку, а зерно и оболочку вместе'. Для характеристики отношения Чернышевского к поэзии очень важна также небольшая статья его о Щербине (1857). Будь сколько-нибудь верна литературная легенда о Чернышевском, как о 'разрушителе эстетики', Щербина - этот типичный представитель 'чистой красоты', весь ушедший в древнюю Элладу и созерцание ее природы и искусства, - всего менее мог бы рассчитывать на его доброе расположение. В действительности, однако, Чернышевский, заявляя, что ему 'античная манера' Щербины 'несимпатична', тем не менее приветствует встреченное поэтом одобрение: 'если фантазия поэта вследствие субъективных условий развития была переполнена античными образами, от избытка сердца должны были говорить уста, и господин Щербина прав перед своим талантом'. Вообще 'автономия - верховный закон искусства', а 'верховный закон поэзии: храни свободу своего таланта, поэт'. Разбирая 'ямбы' Щербины, в которых 'мысль благородна, жива, современна', критик недоволен ими, потому что в них 'мысль не воплощается в поэтическом образе; она остается холодной сентенцией, она вне области поэзии'. Стремление Розенгейма и Бенедиктова примкнуть к духу времени и воспевать 'прогресс' не возбудило в Чернышевском, как и в Добролюбове, ни малейшего сочувствия. Ревнителем художественных критериев Чернышевский остается и в своих разборах произведений наших романистов и драматургов. Он, например, очень строго отнесся к комедии Островского 'Бедность не порок' (1854), хотя вообще высоко ставил 'прекрасное дарование' Островского. Признавая, что 'ложные по основной мысли произведения бывают слабы даже и в чисто художественном отношении', критик выдвигает на первый план 'пренебрежение автора к требованиям искусства'. К числу лучших критических статей Чернышевского принадлежит небольшая заметка (1856) о 'Детстве и отрочестве' и 'Военных рассказах' Льва Толстого. Толстой принадлежит к числу тех немногих писателей, которые сразу получили всеобщее признание и верную оценку; но только один Чернышевский подметил в первых же произведениях Толстого необыкновенную 'чистоту нравственного чувства'. Весьма характерна для определения общей физиономии критической деятельности Чернышевского его статья о Щедрине: он намеренно уклоняется от обсуждения общественно-политических вопросов, на которые наводят 'Губернские очерки', сосредоточивает все свое внимание на 'чисто психологической стороне типов, представляемых Щедриным', стараясь показать, что сами по себе, по своей натуре, герои Щедрина - вовсе не нравственные уроды: они стали нравственно-неприглядными людьми, потому что в окружающей среде никаких примеров истинной нравственности не видали. Известная статья Чернышевского: 'Русский человек на rendez-vous', посвященная тургеневской 'Асе', всецело относится к тем статьям 'по поводу', где о самом произведении почти ничего не говорится, и все внимание сосредоточено на общественных выводах, связанных с произведением. Главным создателем этого рода публицистической критики в нашей литературе является Добролюбов, в своих статьях об Островском, Гончарове и Тургеневе; но если принять во внимание, что названные статьи Добролюбова относятся к 1859 и 1860 годам, а статья Чернышевского - к 1858 г., то к числу создателей публицистической критики надо будет отнести и Чернышевского. Но, как уже было отмечено в статье о Добролюбове, публицистическая критика ничего общего не имеет с ложноприписываемым ей требованием публицистического искусства. И Чернышевский, и Добролюбов требуют от художественного произведения только одного - правды, а затем этой правдой пользуются для выводов общественного значения. Статья об 'Асе' посвящена выяснению того, что при отсутствии у нас общественной жизни только и могут выработаться такие дряблые натуры, как герой тургеневской повести. Лучшей иллюстрацией к тому, что, прилагая к литературным произведениям публицистический метод исследования их содержания, Чернышевский вовсе не требует тенденциозного изображения действительности, может служить одна из последних (конец 1861 г.) критических статей его, посвященная рассказам Николая Успенского . Казалось бы, рассказы Николая Успенского, в весьма непривлекательном виде рисующие народ, должны были бы возбудить неприятное чувство в таком пламенном демократе, как Чернышевский. На самом деле Чернышевский горячо приветствует Успенского именно за то, что он 'пишет о народе правду без всяких прикрас'. Он не видит никакого основания 'утаивать перед самим собой истину ради мужицкого звания' и протестует против 'пресной лживости, усиливающейся идеализировать мужиков'. В критических статьях Чернышевского много прекрасных страниц, в которых сказался и блестящий литературный талант его, и большой ум. Но в общем ни критика, ни эстетика не были его призванием. В 'Полемических красотах' (1861) Чернышевский сам сообщает, что с тех пор, как он в начале 1858 г. отдался изучению экономических вопросов, он совершенно отстал от текущей журналистики и не читал даже 'Русского Вестника' (в то время, наряду с 'Современником', главный журнал наш). Литература в непосредственном смысле слова не захватывала Чернышевского всецело. Этим объясняется то, что примыкающие к критическим статьям Чернышевского историко-литературные исследования его гораздо интереснее и ценнее. Говоря об истории литературы, Чернышевский имеет возможность говорить об общественных настроениях, о схемах общественной жизни, о философских системах, об исторических перспективах - и тут он у себя дома. В ряду историко-литературных исследований Чернышевского первенствующее место занимают 'Очерки Гоголевского периода'. Это - поистине прекрасная книга, которая с пользой и наслаждением читается и теперь. По отношению к разработке и уяснению хода истории новейшей русской литературы, 'Очерки' занимают то же положение, как статьи Белинского - по отношению к истории нашей литературы XVIII и первой трети XIX веков. Когда Чернышевский приступал к своей задаче - дать очерк развития литературных понятий, завершившихся деятельностью Белинского, - это был еще вчерашний день и никому еще не приходило на ум систематизировать такие свежие события. Тем труднее была задача Чернышевского, которому приходилось прокладывать первые просеки и ставить путеводные вехи. Главной целью его было восстановить и укрепить исчезавшую память о Белинском, статьи которого были погребены в старых журналах. Предварительно Чернышевскому приходилось воссоздавать ряд литературных портретов тем же путем утомительнейшего изучения старых журналов. Еще по отношению к Полевому и Сенковскому Чернышевскому оказали известную помощь статьи Белинского об этих писателях; но литературный облик Надеждина всецело создан Чернышевским. Еще менее, конечно, имел Чернышевский в своем распоряжении материалов для воссоздания духовного облика Белинского, если не считать устных рассказов Анненкова . Деятельность Белинского разработана у Чернышевского несколько односторонне: взят по преимуществу Белинский последнего периода, когда он требовал чтобы искусство отзывалось на запросы жизни. Эпизод консервативного прославления 'разумной действительности' затронут мимолетно; эпоха чисто эстетических требований от искусства разработана с меньшей детальностью. В общем, однако, Чернышевский дал широкую и захватывающую картину умственного движения, выразителем которого был Белинский. Чернышевский-публицист во всем блеске этого своего настоящего призвания сказался, главным образом, в своей политико-экономической деятельности. Ниже дан очерк экономических идей Чернышевского и определено их значение в истории критики современного экономического строя; здесь же, для характеристики Чернышевского как журналиста, необходимо отметить, что если он проявил в области экономики замечательную силу чисто научного анализ<br>... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828-89) - русский писатель, публицист, литературный критик. В 1856-62 один из руководителей журнала "Современник"; в области литературной критики развивал традиции В. Г. Белинского. Идейный вдохновитель революционного движения 1860-х гг. В 1862 арестован по обвинению в политических связях с А. И. Герценом и составлении прокламаций "Барским крестьянам от доброжелателей поклон", заключен в Петропавловскую крепость. В 1864 приговорен к 7 годам каторги (обвинение юридически не доказано, улики сфабрикованы следствием), потом был в ссылке в Вост. Сибири. В 1883 переведен в Астрахань, затем в Саратов. Работы по философии, социологии, политэкономии, этике, эстетике. Стоял на позициях антропологизма. Считал, что социализм обусловлен всем развитием человечества; для России переход к социализму возможен через крестьянскую общину (один из родоначальников народничества). Социалистические идеалы Чернышевского нашли отражение в его романах "Что делать?" (1863) и "Пролог" (ок. 1867-69).<br>... смотреть
Чернышевский Николай Гаврилович (1828—1889), революционер-демократ, писатель, публицист, критик, философ. В Петербурге с 1846. В 1850 окончи... смотреть
Чернышевский Николай Гаврилович [12(24).7.1828, Саратов, ‒ 17(29).10.1889, там же], русский революционер и мыслитель, писатель, экономист, философ. Род... смотреть
- знаменитый писатель. Родился 12 июля 1828 г. в Саратове. Отец его, протоиерей Гавриил Иванович (1795 - 1861), был человек весьма замечательный. Большой ум, в связи с серьезной образованностью и знанием не только древних, но и новых языков, делали его исключительной личностью в провинциальной глуши; но всего замечательнее были в нем поразительная доброта и благородство. Это был евангельский пастырь в лучшем значении слова, от которого в то время, когда полагалось обращаться сурово с людьми для их же блага, никто не слыхал ничего, кроме слов ласки и привета. В школьном деле, всецело построенном тогда на зверской порке, он никогда не прибегал ни к каким наказаниям. И вместе с тем этот добрый человек был необыкновенно строг и ригористичен в своих требованиях; в общении с ним нравственно подтягивались самые распущенные люди. Из ряду вон выходящая доброта, чистота души и отрешенность от всего мелкого и пошлого всецело перешли и к его сыну. Николай Гаврилович Чернышевский, как человек, был истинно светлой личностью - это признают злейшие враги его литературной деятельности. Самые восторженные отзывы о Чернышевском, как человеке, принадлежат двум престарелым представителям духовного сословия, не находившим достаточно слов, чтобы охарактеризовать вред писаний и теорий Чернышевского. Один из них, преподаватель разных семинарий Палимпсестов , душевно скорбит о том, что это *существо с самой чистой душой* превратилось, благодаря увлечению разными западноевропейскими лжеучениями, в *падшего ангела*; но вместе с тем он категорически заявляет, что Чернышевский *действительно в свое время походил на ангела во плоти*. Сведения о личных качествах Чернышевского очень важны для понимания его литературной деятельности; они дают ключ к правильному освещению многих сторон ее и прежде всего того, что теснее всего связано с представлением о Чернышевском - проповеди утилитаризма. Заимствованный у такого же исключительно доброго человека - Дж. Ст. Милла - утилитаризм Чернышевского не выдерживает критики, не закрывающей глаза на действительность. Чернышевский самые лучшие движения нашей души хочет свести к *разумному* эгоизму - но *эгоизм* этот весьма своеобразный. Оказывается, что человек, поступая благородно, действует так не для других, а исключительно для себя. Он поступает хорошо, потому что поступать хорошо доставляет ему удовольствие. Таким образом, дело сводится к простому спору о словах. Не все ли равно, чем мотивировать самопожертвование; важно только то, что является охота жертвовать собой. В трогательно-наивных стараниях Чернышевский убедить людей, что поступать хорошо *не только возвышенно, но и выгодно*, ярко сказался только высокий строй души самого проповедника *разумного эгоизма*, столь оригинально понимавшего *выгоду*. Среднее образование Чернышевский получил при особенно благоприятных условиях - в тиши идеально мирно жившей семьи, в состав которой входила и жившая на одном дворе с Чернышевскими семья А.Н. Пыпина , двоюродного брата Николая Гавриловича по матери. Чернышевский был старше Пыпина на 5 лет, но они были очень дружны и с годами их дружба все крепла. Чернышевский миновал ужасную бурсу дореформенной эпохи и низшие классы, семинарии и только в 14 лет прямо поступил в старшие классы. Подготовил его главным образом ученый отец, при некоторой помощи учителей гимназии. Ко времени поступления в семинарию молодой Чернышевский уже обладал огромной начитанностью и приводил учителей в изумление своими обширными знаниями. Товарищи его обожали: это был всеобщий поставщик классных сочинений и усердный репетитор всех обращавшихся к нему за помощью. Пробыв два года в семинарии, Чернышевский продолжал занятия дома и в 1846 г. отправился в Петербург, где поступил в университет, на историко-филологический факультет. Чернышевскому-отцу пришлось выслушать по этому поводу упреки со стороны некоторых представителей духовенства: они находили, что ему следовало бы направить сына в духовную академию и не *лишать церковь будущего светила*. В университете Чернышевский усердно занимался факультетскими предметами и был в числе лучших учеников Срезневского . По его поручению, он составил этимологически-синтаксический словарь к Ипатьевской летописи, который позднее (1853) был напечатан в *Известиях* II отделения Академии Наук. Гораздо больше университетских предметов его увлекли другие интересы. Первые годы студенчества Чернышевского были эпохой страстного интереса к вопросам социально-политическим. Его захватил конец того периода истории русской передовой мысли, когда шедшие к нам из Франции 1840-х годов социальные утопии в той или другой форме, в большей или меньшей степени отразились и в литературе, и в обществе (см. Петрашевцы, XXIII, 750 и Русская литература XXVII, 634). Чернышевский стал убежденным фурьеристом и всю жизнь остался верен этой наиболее мечтательной из доктрин социализма, с тем, впрочем, очень существенным отличием, что фурьеризм был довольно равнодушен к вопросам политическим, к вопросам о формах государственной жизни, между тем как Чернышевский придавал им большое значение. Отличается также миросозерцание Чернышевского от фурьеризма и в вопросах религиозных, в которых Чернышевский был свободным мыслителем. В 1850 г. Чернышевский окончил курс кандидатом и уехал в Саратов, где получил место старшего учителя гимназии. Здесь он, между прочим, очень сблизился с сосланным в Саратов Костомаровым и некоторыми ссыльными поляками. Постигло его за это время великое горе - умерла нежно любимая мать; но в этот же период саратовской жизни он женился на любимой девушке (напечатанный десять лет спустя роман *Что делать*, *посвящается другу моему О. С. Ч.* то есть Ольге Сократовне Чернышевской). В конце 1853 г., благодаря хлопотам старого петербургского знакомого - известного педагога Иринарха Введенского , занимавшего влиятельное положение в педагогическом персонале военно-учебных заведений, Чернышевский перешел на службу в Петербург, учителем русского языка во 2-м кадетском корпусе. Здесь он продержался не больше года. Превосходный преподаватель, он был недостаточно строг к ученикам, которые злоупотребляли его мягкостью и, охотно слушая интересные рассказы и объяснения его, сами почти ничего не делали. Из-за того, что он дал дежурному офицеру унять шумевший класс, Чернышевскому пришлось оставить корпус, и он всецело отдается с тех пор литературе. Начал он свою деятельность в 1853 г. небольшими статьями в *Санкт-Петербургских Ведомостях* и в *Отечественных Записках*, рецензиями и переводами с английского, но уже в начале 1854 г. перешел в *Современник*, где скоро стал во главе журнала. В 1855 г. Чернышевский, выдержавший экзамен на магистра, представил в качестве диссертации рассуждение: *Эстетические отношения искусства к действительности* (СПб., 1855). В те времена эстетические вопросы еще не получили тот характер общественно-политических лозунгов, который они приобрели в начале 60-х годов и потому то, что впоследствии показалось разрушением эстетики, не возбудило никаких сомнений или подозрений среди членов весьма консервативного историко-филологического факультета Петербургского университета. Диссертация была принята и допущена к защите. Магистрант успешно отстаивал свои тезисы и факультет без сомнения присудил бы ему искомую степень, но кто-то (по-видимому - И.И. Давыдов , *эстетик* весьма своеобразного типа) успел настроить против Чернышевского министра народного просвещения А.С. Норова ; тот возмутился *кощунственными* положениями диссертации и степень не была дана магистранту. Литературная деятельность Чернышевского в *Современнике* на первых порах почти всецело была посвящена критике и истории литературы. В течение 1855 - 1857 гг. появился ряд обширных историко-критических статей его, в ряду которых особенно выдающееся место занимают знаменитые *Очерки Гоголевского периода*, *Лессинг* и статьи о Пушкине и Гоголе . Кроме того, он в эти же годы со свойственной ему изумительнейшей работоспособностью и необыкновенной писательской энергией дал журналу ряд меньшего объема критических статей о Писемском , Толстом , Щедрине , Бенедиктове , Щербине , Огареве и других, многие десятки обстоятельных рецензий и вдобавок еще вел ежемесячные *Заметки о журналах*. В конце 1857 г. и начале 1858 г. вся эта литературная производительность направляется в другую сторону. За исключением данной (1858) для поддержки возникавшего симпатичного журнала *Атеней* статьи о тургеневской *Асе* (*Русский человек на rendez-vous*), Чернышевский теперь почти оставляет область критики и весь отдается политической экономии, вопросам внешней и внутренней политики и отчасти выработки философского миросозерцания. Этот поворот был вызван двумя обстоятельствами. В 1858 г. наступил весьма критический момент в подготовлении освобождения крестьян. Доброе желание правительства освободить крестьян не ослабело, но, под влиянием сильных связями своими реакционных элементов высшей правительственной аристократии, реформа подвергалась опасности быть значительно искаженной. Надо было отстаивать проведение ее на возможно широких началах. Вместе с тем надо было защищать один очень дорогой Чернышевскому принцип - общинное землевладение, которое ему, с его фурьеристским идеалом совместной хозяйственной деятельности человечества, было особенно близко. Принцип общинного землевладения приходилось ограждать не столько от элементов реакционных, сколько от людей, считавших себя прогрессистами - от буржуазно-либерального *Экономического Указателя* профессора Вернадского , от Б.Н. Чичерина , от стоявшего тогда в первых рядах передового лагеря Катковского *Русского Вестника*; да и в обществе к общинному землевладению относились с известным недоверием, потому что преклонение пред ним исходило от славянофилов. Подготовление коренных переворотов в русской общественной жизни и назревание коренного перелома в общественно-политическом миросозерцании большинства передовой части нашей интеллигенции тоже отвлекали по преимуществу публицистический темперамент Чернышевского от литературной критики. Годы 1858 - 1862 являются в жизни Чернышевского эпохой усиленных занятий над переводом или, вернее, переделкой миллевской политической экономии, снабженной обширными *Примечаниями*, а также над длинным рядом политико-экономических и политических статей. Из них выдаются: по вопросу поземельному и крестьянскому - статья по поводу *Исследования о внутренних отношениях народной жизни и в особенности сельских учреждениях России* (1857, № 7); *О поземельной собственности* (1857, № 9 и 11); статья по поводу речи Бабста *О некоторых условиях, способствующих умножению народного же капитала* (1857, № 10); *Ответ на письмо провинциала* (1858, № 3); *Обозрение мер, принятых до сего времени (1858) к устройству быта помещичьих крестьян* (1858, № 1); *Меры, принятые к ограничению помещичьей власти в царствование императрицы Екатерины II, Александра I и Николая I* (1858, № 0); *По поводу статьи господина Тройницкого *О числе крепостных людей в России* (1858, № 2); *О необходимости держаться возможно умеренных цифр при определении величины выкупа усадеб* (1858, № 11); *Труден ли выкуп земли* (1859, № 1); ряд обозрений, журнальных статей по крестьянскому вопросу (1858, № 2, 3, 5; 1859, № 1); *Критика философских предубеждений против общинного владения* (1858, № 12); *Экономическая деятельность и законодательство* (продолжение предыдущей статьи); *Материалы для решения крестьянского вопроса* (1859, № 10); *Капитал и труд* (1860, № 1); *Кредитные дела* (1861, № 1). По вопросам политическим: *Кавеньяк* (1858, № 1 и 4); *Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X* (1858, № 8 и 9); *Тюрго* (1858, № 9); *Вопрос о свободе журналистики во Франции* (1859, № 10); *Июльская монархия* (1860, № 1, 2, 5); *Нынешние английские виги* (1860, № 12); *Предисловие к нынешним австрийским делам* (1861, № 2); *Французские законы по делам книгопечатания* (1862, № 8). Когда *Современнику* было разрешено завести политический отдел, Чернышевский ежемесячно писал политические обозрения в течение 1859, 1860, 1861 и первых 4 месяцев 1862 г.; обозрения эти часто доходили до 40 - 50 страниц. В 4 последних книжках за 1857 г. (№ 9 - 12) Чернышевскому принадлежит *Современное обозрение*, а в № 4 за 1862 г. - *Внутреннее обозрение*. К сфере непосредственно философских работ Чернышевского относится только известная статья: *Антропологический принцип в философии* (1860, № 4 и 5). Смешанный характер носит ряд публицистически-полемических статей: *Г. Чичерин, как публицист* (1859, № 5), *Леность грубого простонародья* (1860, № 2); *История из-за госпожи Свечиной* (1860, № 6); *Прадедовские нравы* (по поводу записок Державина , 1860, № 7 и 8); *Новые периодические издания* (*Основа* и *Время* 1861, № 1); *О причинах падения Рима. Подражание Монтескье* (по поводу *Истории цивилизации во Франции* Гизо, 1880, № 5); *Непочтительность к авторитетам* (по поводу *Демократии в Америке* Токвиля, 1861, № 6); *Полемические красоты* (1860, № 6 и 7); *Национальная бестактность* (1860, № 7); *Русский реформатор* (о *Жизни графа Сперанского* барона Корфа , 1860, № 10); *Народная бестолковость* (о газете *День*, 1860, № 10); *Самозванные старейшины* (1862, № 3); *Научились ли!* (1862, № 4). Как ни интенсивна была эта поразительно плодовитая деятельность, Чернышевский все-таки не оставил бы такой важной отрасли журнального влияния, как литературная критика, если бы в нем не создалась уверенность, что нашелся человек, которому он спокойно может передать критический отдел журнала. К концу 1857 г. если не для всей читающей публики, то лично для Чернышевского обрисовалось во всю свою величину первостепенное дарование Добролюбова , и он, не колеблясь передал критический жезл первенствующего журнала двадцатилетнему юноше. Уже благодаря одной этой проницательности, деятельность Добролюбова становится славной страницей в литературной биографии Чернышевского. Но в действительности, роль Чернышевского в ходе деятельности Добролюбова гораздо значительнее. Из общения с Чернышевским Добролюбов черпал ту обоснованность своего миросозерцания, тот научный фундамент, который при всей его начитанности не мог у него быть в двадцать один, двадцать два года. Когда Добролюбов умер и стали говорить о том огромном влиянии, которое Чернышевский оказал на молодого критика, он в особой статье (*Изъявление признательности*) протестовал против этого, стараясь доказать, что Добролюбов шел в своем развитии самостоятельным путем уже потому, что он по таланту выше его, Чернышевского. Против последнего в настоящее время едва ли кто станет спорить, если, конечно, не говорить о заслугах Чернышевского в сфере политико-экономических вопросов, где он занимает такое крупное место. В иерархии главарей русской критики Добролюбов, бесспорно, выше Чернышевского. Добролюбов выдерживает до сих пор самое страшное из литературных испытаний - испытание времени; его критические статьи читаются и теперь с неослабевающим интересом, чего нельзя сказать о большей части критических статей Чернышевского. В Добролюбове, только что пережившем период глубокого мистицизма, несравненно больше страсти, чем у Чернышевского. Чувствуется, что он свои новые убеждения выстрадал и поэтому-то он и читателя волнует больше, чем Чернышевский, основным качеством которого тоже является глубочайшая убежденность, но очень ясная и спокойная, давшаяся ему без внутренней борьбы, точно непреложная математическая формула. Добролюбов литературно злее Чернышевского; недаром Тургенев говорил Чернышевскому: *Вы просто ядовитая змея, а Добролюбов змея очковая*. В сатирическом приложении к *Современнику* - *Свистке*, который восстановлял своей едкостью всех литературных противников *Современника*, больше самого журнала, Чернышевский почти никакого участия не принимал; первенствующую роль в нем играло сосредоточенно-страстное остроумие Добролюбова. Помимо остроумия, у Добролюбова и вообще литературного блеска больше, чем у Чернышевского. Тем не менее общая окраска того идейного богатства, которое Добролюбов с таким блеском развертывал в своих статьях, уже потому одному не могла не быть отчасти результатом влияния Чернышевского, что с первого дня знакомства оба писателя чрезвычайно привязались друг к другу и почти ежедневно виделись. Совокупная деятельность Чернышевского и Добролюбова придала *Современнику* огромное значение в истории прогрессивного движения в России. Такое руководящее положение не могло не создать ему многочисленных противников; очень многие с крайним недоброжелательством следили за возрастающим влиянием органа Чернышевского и Добролюбова на молодое поколение. Сначала, однако, полемика между *Современником* и другими журналами шла в пределах чисто литературных, без особого обострения. Русский *прогресс* переживал тогда свой медовый месяц, когда за самыми ничтожными исключениями, вся, можно сказать, интеллигентная Россия была проникнута живейшим желанием сдвинуться с места и разногласия были только в деталях, а не в основных чувствах и стремлениях. Характерным выражением этого единодушия может служить то, что Чернышевский в конце 50-х годов около года был членом редакции официального *Военного Сборника*. К началу 60-х годов соотношение русских партий и единодушие прогрессивного движения значительно видоизменяются. С освобождением крестьян и подготовкой большей части *великих реформ* освободительное движение и в глазах правящих сфер, и в сознании значительной части умеренных элементов общества получило законченность; дальнейшее следование по пути перемен государственного и общественного строя начинало казаться ненужным и опасным. Но настроение, во главе которого стоял Чернышевский, не считало себя удовлетворенным и все порывистее стремилось вперед. В конце 1861 и начале 1862 г. общая картина политического положения резко видоизменилась. Разразились студенческие беспорядки в Санкт-Петербургском университете, усилилось польское брожение, появились призывающие молодежь и крестьян к бунту прокламации, произошли страшные петербургские пожары, в которых, без малейшего основания, но очень упорно видели связь с нарождением в молодежи революционных настроений. Добродушное отношение к крайним элементам совершенно исчезло. В мае 1862 г. *Современник* был закрыт на 8 месяцев, а 12 июня 1862 года был арестован Чернышевский и заключен в Петропавловскую крепость, где просидел около 2 лет. Сенат приговорил Чернышевского к 14 годам каторжной работы. В окончательной конфирмации срок был сокращен до 7 лет. 13 мая 1864 г. приговор был объявлен Чернышевскому на Мытнинской площади. Имя Чернышевского почти исчезает из печати; до его возвращения из ссылки о нем обыкновенно говорилось описательно, как об авторе *Очерков Гоголевского периода* или авторе *Эстетического отношения искусства к действительности* и т. п. В 1865 г. было разрешено 2-е издание *Эстетического отношения искусства к действительности*, но без имени автора (*издание А.Н. Пыпина*), а в 1874 г. вышли *Основания политической экономии* Милля, тоже как *издание А.Н. Пыпина*, без имени переводчика и без *Примечаний*. Первые 3 года своего пребывания в Сибири Чернышевский провел в Кадае, на монгольской границе, а затем был водворен на Александровском заводе Нерчинского округа. Во время пребывания в Кадае ему было разрешено трехдневное свидание с женой и 2 маленькими сыновьями. Жилось Чернышевскому в материальном отношении сравнительно не особенно тяжело, потому что политические арестанты в то время настоящей каторжной работы не несли. Чернышевский не был стеснен ни в сношениях с другими заключенными (Михайлов , польские повстанцы), ни в прогулках; одно время он даже жил в отдельном домике. Он очень много читал и писал, но все написанное немедленно уничтожал. Одно время на Александровском заводе устраивались спектакли и Чернышевский сочинял для них небольшие пьесы. *Арестантам из простых они мало нравились, вернее, даже и совсем не нравились: Чернышевский был для них слишком серьезен* (*Научное Обозрение*, 1899, 4). В 1871 г. закончился срок каторги и Чернышевский должен был перейти в разряд поселенцев, которым самим предоставлялось избрать место жительства в пределах Сибири. Тогдашний шеф жандармов, граф П.А. Шувалов , вошел, однако, с представлением о поселении Чернышевского в Вилюйске. Это было значительным ухудшением его участи, потому что климат на Александровском заводе умеренный, и жил там Чернышевский в общении с интеллигентными людьми, а Вилюйск лежит в 450 верстах за Якутском, в самом суровом климате, и в 1871 г. имел лишь 40 построек. Общество Чернышевского в Вилюйске ограничивалось несколькими приставленными к нему казаками. Пребывание Чернышевского в таком удаленном от цивилизованного мира пункте было тягостно; тем не менее он деятельно работал над разными сочинениями и переводами. В 1883 г. министр внутренних дел граф Д.А. Толстой исходатайствовал возвращение Чернышевского, которому для жительства была назначена Астрахань. В ссылке он жил на средства, которые ему, в меру его скромнейших потребностей, присылали Некрасов и ближайшие родственники. С 1885 г. начинается последний период деятельности Чернышевского. Оригинального, не считая предисловий к *Всемирной истории* Вебера, за это время Чернышевский дал немного: статью в *Русских Ведомостях* (1885): *Характер человеческого знания*, длинную, всего менее блещущую поэтическими достоинствами поэму из древнекарфагенской жизни *Гимн Деве Неба* (*Русская Мысль*, 1885, 7) и большую статью, подписанную псевдонимом *Старый трансформист* (все другие работы и переводы астраханского периода подписаны псевдонимом Андреев) - *Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь* (*Русская Мысль*, 1888, № 9). Статья *Старого трансформиста* обратила на себя внимание и многих поразила своей манерой: странно было в ней пренебрежительно-насмешливое отношение к Дарвину и сведение Дарвиновской теории к буржуазной выдумке, созданной для оправдания эксплуатации рабочего класса буржуазией. Некоторые, однако, усматривали в этой статье прежнего Чернышевского, привыкшего подчинять все интересы, в том числе и чисто научные, целям борьбы за общественные идеалы. В 1885 г. друзья устроили для Чернышевского у известного издателя-мецената К.Т. Солдатенкова перевод 15-томной *Всеобщей Истории* Вебера. Эту огромную работу Чернышевский выполнял с изумительной энергией, переводя в год по 3 тома, каждый в 1000 страниц. До V тома Чернышевский переводил буквально, но затем стал делать большие сокращения в Веберовском тексте, который вообще ему очень не нравился своей устарелостью и узконемецкой точкой зрения. Взамен выброшенного он стал прибавлять, в виде предисловий, ряд все разраставшихся очерков: *о правописании мусульманских и, в частности, арабских имен*, *о расах*, *о классификации людей по языку*, *о различиях между народами по национальному характеру*, *общий характер элементов, производящих прогресс*, *климаты*. К быстро последовавшему за первым 2-му изданию I-го тома Вебера Чернышевский приложил *очерк научных понятий о возникновении обстановки человеческой жизни и о ходе развития человечества в доисторические времена*. В Астрахани Чернышевский успел перевести 11 томов Вебера. В июне 1889 г., по ходатайству бывшего тогда астраханским губернатором князя Л.Д. Вяземского , ему разрешено было поселиться в родном Саратове. Там он с прежней энергией принялся за Вебера, успел перевести 2/3 XII тома и ввиду того, что перевод приходил к концу, стал подумывать о новом грандиозном переводе - 16-томного *Энциклопедического Словаря* Брокгауза. Но чрезмерная работа надорвала старческий организм, питание которого шло очень плохо, вследствие обострения давнишней болезни Чернышевского - катара желудка. Проболев всего 2 дня, Чернышевский в ночь с 16 на 17 октября 1889 г. скончался от кровоизлияния в мозгу. Смерть его значительно содействовала восстановлению правильного к нему отношения. Печать различных направлений отдала дань уважения его обширнейшей и поразительно разносторонней образованности, его блестящему литературному таланту и необыкновенной красоте его нравственного существа. В воспоминаниях лиц, видевших Чернышевского в Астрахани, больше всего подчеркивается удивительная его простота и глубокое отвращение ко всему, что хотя бы отдаленнейшим образом напоминало позу. С ним не раз пробовали говорить о перенесенных им страданиях, но всегда безрезультатно: он утверждал, что никаких особенных испытаний не перенес. В 1890-х годах было отчасти снято запрещение, лежавшее на сочинениях Чернышевского. Без имени автора, как *издания М.Н. Чернышевского* (младшего сына), появились 4 сборника эстетических, критических и историко-литературных статей Чернышевского: *Эстетика и поэзия* (СПб., 1893); *Заметки о современной литературе* (СПб., 1894); *Очерки Гоголевского периода русской литературы* (СПб., 1890) и *Критические статьи* (СПб., 1895). О первой из значительных работ Чернышевского - *Эстетических отношениях искусства к действительности* - до сих пор держится мнение, что она является основой и первым проявлением того *разрушения эстетики*, которое достигло апогея в статьях Писарева , Зайцева и других. Это мнение не имеет никакого основания. Трактат Чернышевского уже потому одному никак нельзя причислить к *разрушению эстетики*, что он все время заботится об *истинной* красоте, которую - правильно или нет, это уже другой вопрос - усматривает главным образом в природе, а не в искусстве. Для Чернышевского поэзия и искусство - не вздор: он только ставит им задачей отражать жизнь, а не *фантастические полеты*. На позднейшего читателя диссертация, несомненно, производит странное впечатление, но не тем, что она якобы стремится упразднить искусство, а тем, что она задается совершенно бесплодными вопросами: что выше в эстетическом отношении - искусство или действительность, и где чаще встречается истинная красота - в произведениях искусства или в живой природе. Здесь сравнивается несравнимое: искусство есть нечто вполне самобытное, главную роль в нем играет отношение художника к воспроизводимому. Полемическая постановка вопроса в диссертации была реакцией против односторонности немецких эстетик 40-х годов, с их пренебрежительным отношением к действительности и с их утверждением, что идеал красоты - абстрактный. Проникающее же диссертацию искание идейного искусства было только возвращением к традициям Белинского , который уже с 1841 - 1842 гг. отрицательно относился к *искусству для искусства* и тоже считал искусство одной из *нравственных деятельностей человека*. Лучшим комментарием к всяким эстетическим теориям всегда служит практическое применение их к конкретным литературным явлениям. Чем же является Чернышевский в своей критической деятельности? Прежде всего - восторженным апологетом Лессинга. О лессинговском *Лаокооне* - этом эстетическом кодексе, которым всегда старались побивать наших *разрушителей эстетики*, - Чернышевский говорит, что *со времен Аристотеля никто не понимал сущность поэзии так верно и глубоко, как Лессинг*. Вместе с тем, конечно, особенно увлекает Чернышевского боевой характер деятельности Лессинга, его борьба со старыми литературными традициями, резкость его полемики и вообще беспощадность, с которой он очищал авгиевы стойла современной ему немецкой литературы. В высшей степени важны для уяснения литературно-эстетических взглядов Чернышевского и статьи его о Пушкине, писанные в тот же год, когда появилась диссертация. Отношение Чернышевского к Пушкину - прямо восторженное. *Творения Пушкина, создавшие новую русскую литературу, образовавшие новую русскую поэзию*, по глубокому убеждению критика, *будут жить вечно*. *Не будучи по преимуществу ни мыслителем, ни ученым, Пушкин был человек необыкновенного ума и человек чрезвычайно образованный; не только за тридцать лет, но и ныне в нашем обществе немного найдется людей, равных Пушкину по образованности*. *Художнический гений Пушкина так велик и прекрасен, что, хотя эпоха безусловного удовлетворения чистой формой для нас миновала, мы доселе не можем не увлекаться дивной, художественной красотой его созданий. Он - истинный отец нашей поэзии*. Пушкин *не был поэтом какого-нибудь определенного воззрения на жизнь, как Байрон, не был даже поэтом мысли вообще, как, например, Гете и Шиллер. Художественная форма *Фауста*, *Валленштейна*, или *Чайльд-Гарольда* возникла для того, чтобы в ней выразилось глубокое воззрение на жизнь; в произведениях Пушкина мы не найдем этого. У него художественность составляет не одну оболочку, а зерно и оболочку вместе*. Для характеристики отношения Чернышевского к поэзии очень важна также небольшая статья его о Щербине (1857). Будь сколько-нибудь верна литературная легенда о Чернышевском, как о *разрушителе эстетики*, Щербина - этот типичный представитель *чистой красоты*, весь ушедший в древнюю Элладу и созерцание ее природы и искусства, - всего менее мог бы рассчитывать на его доброе расположение. В действительности, однако, Чернышевский, заявляя, что ему *античная манера* Щербины *несимпатична*, тем не менее приветствует встреченное поэтом одобрение: *если фантазия поэта вследствие субъективных условий развития была переполнена античными образами, от избытка сердца должны были говорить уста, и господин Щербина прав перед своим талантом*. Вообще *автономия - верховный закон искусства*, а *верховный закон поэзии: храни свободу своего таланта, поэт*. Разбирая *ямбы* Щербины, в которых *мысль благородна, жива, современна*, критик недоволен ими, потому что в них *мысль не воплощается в поэтическом образе; она остается холодной сентенцией, она вне области поэзии*. Стремление Розенгейма и Бенедиктова примкнуть к духу времени и воспевать *прогресс* не возбудило в Чернышевском, как и в Добролюбове, ни малейшего сочувствия. Ревнителем художественных критериев Чернышевский остается и в своих разборах произведений наших романистов и драматургов. Он, например, очень строго отнесся к комедии Островского *Бедность не порок* (1854), хотя вообще высоко ставил *прекрасное дарование* Островского. Признавая, что *ложные по основной мысли произведения бывают слабы даже и в чисто художественном отношении*, критик выдвигает на первый план *пренебрежение автора к требованиям искусства*. К числу лучших критических статей Чернышевского принадлежит небольшая заметка (1856) о *Детстве и отрочестве* и *Военных рассказах* Льва Толстого. Толстой принадлежит к числу тех немногих писателей, которые сразу получили всеобщее признание и верную оценку; но только один Чернышевский подметил в первых же произведениях Толстого необыкновенную *чистоту нравственного чувства*. Весьма характерна для определения общей физиономии критической деятельности Чернышевского его статья о Щедрине: он намеренно уклоняется от обсуждения общественно-политических вопросов, на которые наводят *Губернские очерки*, сосредоточивает все свое внимание на *чисто психологической стороне типов, представляемых Щедриным*, стараясь показать, что сами по себе, по своей натуре, герои Щедрина - вовсе не нравственные уроды: они стали нравственно-неприглядными людьми, потому что в окружающей среде никаких примеров истинной нравственности не видали. Известная статья Чернышевского: *Русский человек на rendez-vous*, посвященная тургеневской *Асе*, всецело относится к тем статьям *по поводу*, где о самом произведении почти ничего не говорится, и все внимание сосредоточено на общественных выводах, связанных с произведением. Главным создателем этого рода публицистической критики в нашей литературе является Добролюбов, в своих статьях об Островском, Гончарове и Тургеневе; но если принять во внимание, что названные статьи Добролюбова относятся к 1859 и 1860 годам, а статья Чернышевского - к 1858 г., то к числу создателей публицистической критики надо будет отнести и Чернышевского. Но, как уже было отмечено в статье о Добролюбове, публицистическая критика ничего общего не имеет с ложноприписываемым ей требованием публицистического искусства. И Чернышевский, и Добролюбов требуют от художественного произведения только одного - правды, а затем этой правдой пользуются для выводов общественного значения. Статья об *Асе* посвящена выяснению того, что при отсутствии у нас общественной жизни только и могут выработаться такие дряблые натуры, как герой тургеневской повести. Лучшей иллюстрацией к тому, что, прилагая к литературным произведениям публицистический метод исследования их содержания, Чернышевский вовсе не требует тенденциозного изображения действительности, может служить одна из последних (конец 1861 г.) критических статей его, посвященная рассказам Николая Успенского . Казалось бы, рассказы Николая Успенского, в весьма непривлекательном виде рисующие народ, должны были бы возбудить неприятное чувство в таком пламенном демократе, как Чернышевский. На самом деле Чернышевский горячо приветствует Успенского именно за то, что он *пишет о народе правду без всяких прикрас*. Он не видит никакого основания *утаивать перед самим собой истину ради мужицкого звания* и протестует против *пресной лживости, усиливающейся идеализировать мужиков*. В критических статьях Чернышевского много прекрасных страниц, в которых сказался и блестящий литературный талант его, и большой ум. Но в общем ни критика, ни эстетика не были его призванием. В *Полемических красотах* (1861) Чернышевский сам сообщает, что с тех пор, как он в начале 1858 г. отдался изучению экономических вопросов, он совершенно отстал от текущей журналистики и не читал даже *Русского Вестника* (в то время, наряду с *Современником*, главный журнал наш). Литература в непосредственном смысле слова не захватывала Чернышевского всецело. Этим объясняется то, что примыкающие к критическим статьям Чернышевского историко-литературные исследования его гораздо интереснее и ценнее. Говоря об истории литературы, Чернышевский имеет возможность говорить об общественных настроениях, о схемах общественной жизни, о философских системах, об исторических перспективах - и тут он у себя дома. В ряду историко-литературных исследований Чернышевского первенствующее место занимают *Очерки Гоголевского периода*. Это - поистине прекрасная книга, которая с пользой и наслаждением читается и теперь. По отношению к разработке и уяснению хода истории новейшей русской литературы, *Очерки* занимают то же положение, как статьи Белинского - по отношению к истории нашей литературы XVIII и первой трети XIX веков. Когда Чернышевский приступал к своей задаче - дать очерк развития литературных понятий, завершившихся деятельностью Белинского, - это был еще вчерашний день и никому еще не приходило на ум систематизировать такие свежие события. Тем труднее была задача Чернышевского, которому приходилось прокладывать первые просеки и ставить путеводные вехи. Главной целью его было восстановить и укрепить исчезавшую память о Белинском, статьи которого были погребены в старых журналах. Предварительно Чернышевскому приходилось воссоздавать ряд литературных портретов тем же путем утомительнейшего изучения старых журналов. Еще по отношению к Полевому и Сенковскому Чернышевскому оказали известную помощь статьи Белинского об этих писателях; но литературный облик Надеждина всецело создан Чернышевским. Еще менее, конечно, имел Чернышевский в своем распоряжении материалов для воссоздания духовного облика Белинского, если не считать устных рассказов Анненкова . Деятельность Белинского разработана у Чернышевского несколько односторонне: взят по преимуществу Белинский последнего периода, когда он требовал чтобы искусство отзывалось на запросы жизни. Эпизод консервативного прославления *разумной действительности* затронут мимолетно; эпоха чисто эстетических требований от искусства разработана с меньшей детальностью. В общем, однако, Чернышевский дал широкую и захватывающую картину умственного движения, выразителем которого был Белинский. Чернышевский-публицист во всем блеске этого своего настоящего призвания сказался, главным образом, в своей политико-экономической деятельности. Ниже дан очерк экономических идей Чернышевского и определено их значение в истории критики современного экономического строя; здесь же, для характеристики Чернышевского как журналиста, необходимо отметить, что если он проявил в области экономики замечательную силу чисто научного анализа, то это произошло как-то само собой, в силу свойств его крупного, широко обобщающего и тонко расчленяющего ума и искреннего в своем желании помочь бедствующим сердцам. Источник экономических работ Чернышевского не в научных стремлениях, а в чисто публицистических, то есть в желании осветить определенным образом текущую злобу дня. Журнальные заметки, политические обозрения, статьи философские, экономические, политические - все это имеет одну цель: дискредитировать буржуазный строй, буржуазное миросозерцание, буржуазных общественных и политических деятелей. Ему было чуждо то умиление, которое охватывало людей старшего литературного поколения - *постепеновцев* 40-х годов - при виде искреннего стремления к серьезным реформам. Он не мог удовлетвориться тем, как ему казалось, минимумом гражданских прав, которые давали готовившиеся реформы: крестьянская и судебная. Отсюда насмешливое отношение к российскому *прогрессу*, повергшее в недоумение даже Герцена ; отсюда вышучивание корифеев западноевропейского либерализма - Тьера, Гизо, Токвиля, Жюль-Симона и других. Для Чернышевского, горячего поклонника Луи-Блана, это были люди, так или иначе прикосновенные к политике Луи-Филиппа и к июньским дням 1848 г. Даже в окруженном ореолом *освободителе* Италии Кавуре Чернышевский видел только человека, враждовавшего с социалистом Гарибальди. Тем же воинствующим и незнающим середины публицистом Чернышевский остается и в сфере философских вопросов, которые его занимали лишь постольку, поскольку он видел в них средство противодействовать укреплению существующего строя. Исторически сложившиеся теогонические представления казались ему особенно важным препятствием на пути достижения всеобщего счастья. Прямо вступать с ними в борьбу было невозможно, поэтому он старался выдвинуть *антропологический принцип*, то есть представления чисто человеческие, реальные, в основе которых лежат не сверхчувственные начала, а общие всей материи свойства. В статье *Антропологический принцип в философии* Чернышевский является самым решительным адептом материализма Фейербаха, Бюхнера и других представителей этого учения, которое и в Европе переживало тогда время своего наибольшего владычества. Крайний материализм *Антропологического принципа* не замедлил вызвать протесты, даже со стороны П.Л. Лаврова . В общей печати статью, однако, не сразу отметили. Раньше всех отозвался в *Трудах Киевской Духовной Академии* молодой профессор философии Юркевич . Относясь с почтением к заслугам Чернышевского как талантливого журналиста, и вместе с тем становясь на точку зрения философски-богословского идеализма, Юркевич старался показать скороспелость и необоснованность обобщений Чернышевского. Запрятанная в малочитаемом специальном органе, статья Юркевича прошла бы незамеченной, если бы ее не извлек оттуда Катков . Он перепечатал в *Русском Вестнике*, с величайшими похвалами, существеннейшие места из статьи Юркевича, снабдив их язвительным вступлением. Нападение на Чернышевского было стремительное; чтобы отпарировать его, Чернышевский разразился *Полемическими Красотами*, первая часть которых посвящена *Русскому Вестнику*, а вторая - тоже принявшим сторону Юркевича *Отечественным Запискам*. Враги литературной деятельности Чернышевского считали и считают *Полемические Красоты* геркулесовыми столбами вульгарной резкости и *бесцеремонности*. Действительно, *Полемические Красоты* несвободны от вульгарности; но относительно их резкости следует сделать оговорку. Несомненно, автор резок и не стесняется прямо заявить, что статья Грота об Академии Наук *неприлична*, что Буслаев не должен подражать Якову Гримму, потому что *ведь то Яков Гримм, он каков бы там ни был, а все-таки человек очень большого ума* и т. д. Но в этой резкости нет и тени того личного элемента, того личного раздражения и личных дрязг, которыми дискредитируется литературный спор. Что касается бесцеремонности, то если отнестись к делу исключительно с формальной точки зрения, ее тоже немало в *Полемических Красотах*. Чернышевский, например, прямо заявлял, что он не только не читал Юркевича, но и читать не станет, потому что заранее уверен, что это нечто вроде тех ученических *задач*, которые дают семинаристам философского класса для упражнения и которые он сам во множестве писал, когда учился в саратовской семинарии. Не в *бесцеремонности*, однако, лежала психологическая причина этого много нашумевшего эпизода из литературной истории 60-х годов. Чернышевский умел относиться с полным уважением к противникам. Так, со славянофилами он полемизировал совершенно сдержанно не только в статьях 1856 - 1858 гг.; в год появления *Полемических Красот* он отнесся с полным уважением к *Времени* Достоевского и Аполлона Григорьева . Да и в *Полемических Красотах* есть множество личных комплиментов по адресу тех самых журналистов и ученых, с идеями которых он полемизировал - Каткова, Альбертини , Буслаева, Дудышкина .... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828-89), русский писатель, публицист, литературный критик. В 1856-62 один из руководителей журнала "Современник"; в области литературной критики развивал традиции В. Г. Белинского. Идейный вдохновитель революционного движения 1860-х гг. В 1862 арестован по обвинению в политических связях с А. И. Герценом и составлении прокламаций "Барским крестьянам от доброжелателей поклон", заключен в Петропавловскую крепость. В 1864 приговорен к 7 годам каторги (обвинение юридически не доказано, улики сфабрикованы следствием), потом был в ссылке в Вост. Сибири. В 1883 переведен в Астрахань, затем в Саратов. Работы по философии, социологии, политэкономии, этике, эстетике. Стоял на позициях антропологизма. Считал, что социализм обусловлен всем развитием человечества; для России переход к социализму возможен через крестьянскую общину (один из родоначальников народничества). Социалистические идеалы Чернышевского нашли отражение в его романах "Что делать?" (1863) и "Пролог" (ок. 1867-69).... смотреть
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828-89) , русский писатель, публицист, литературный критик. В 1856-62 один из руководителей журнала "Современник"; в области литературной критики развивал традиции В. Г. Белинского. Идейный вдохновитель революционного движения 1860-х гг. В 1862 арестован по обвинению в политических связях с А. И. Герценом и составлении прокламаций "Барским крестьянам от доброжелателей поклон", заключен в Петропавловскую крепость. В 1864 приговорен к 7 годам каторги (обвинение юридически не доказано, улики сфабрикованы следствием), потом был в ссылке в Вост. Сибири. В 1883 переведен в Астрахань, затем в Саратов. Работы по философии, социологии, политэкономии, этике, эстетике. Стоял на позициях антропологизма. Считал, что социализм обусловлен всем развитием человечества; для России переход к социализму возможен через крестьянскую общину (один из родоначальников народничества). Социалистические идеалы Чернышевского нашли отражение в его романах "Что делать?" (1863) и "Пролог" (ок. 1867-69).... смотреть
- Все дело в том, что идеи *Антропологического принципа* казались Чернышевскому до такой степени незыблемыми и верными на своем постаменте точного знания, что возражения, которые шли из духовной академии, ему казались ребяческими, и он вполне искренне предлагал Юркевичу несколько хороших книг для приобщения его *к последнему звону философии*. Чернышевский был глубоко уверен, что только недомыслие и незнакомство с выводами новой свободной европейской мысли, изложенными в *Антропологическом принципе*, могут удерживать людей в лагере *схоластики* и *метафизики*. В этой глубокой уверенности Чернышевского и сила, и слабость как самого Чернышевского, так и того движения, которое происходило под его влиянием: сила, потому что создавалось уже не просто *направление*, а своего рода новая религия, воодушевлявшая на борьбу с враждебными ей понятиями; слабость, потому что война с *с отвлеченностью* и *метафизикой* вела к другой крайности - к очень уже элементарной ясности, лишенной глубины и вдумчивости. Для последователя Чернышевского нет трудных проблем, ни философских, ни нравственных - нет, следовательно, той жгучей борьбы сомнений, в горниле которой закаляли свой дух все великие искатели истины. Оптимистическая вера, что все на свете *очень легко* устраивается при добром желании, составляет основу наполовину утопического романа *Что делать* (1862 - 1863), который явился заключительным аккордом литературной деятельности Чернышевского. В чисто художественном отношении роман так слаб, что с этой стороны говорить о нем сколько-нибудь серьезно не приходится. Сам автор в одной из бесед своих с *проницательным читателем* прямо заявляет: *у меня нет ни тени художественного таланта*. Если, впрочем, сравнить *Что делать* с другими социальными утопиями, то роман Чернышевского не совсем лишен и литературных достоинств. Он читается без скуки, а изображению матери героини нельзя отказать в известной рельефности. Самое неудачное - это утомительные беседы с *проницательным читателем*, который третируется en canaille (*Чья это грубая образина? Или прилизанная фигура в зеркале?* и т.п.). Ср. о Чернышевском: А.В. Смирнов (*Русская Старина*, 1890, том 66); Н.Г. Розанов (ib., 1889, том 64); Пыпин (ib., том 64); Палимпсестов (*Русский Архив*, 1890, I, 4); Духовников (*Русская Старина*, 1890, том 67); К. Скальковский *Наши общественные и государственные деятели*; Никитенко (*Дневник*, том II); Фаресов (*Неделя*, 1897); Евгений Соловьев (*Научное Обозрение*, 1899, 4); К. Федоров (*Закаспийское Обозрение*, 1899); Пекарский (*Русское Богатство*, 1890, 10). Полемическую литературу 60-х годов против Чернышевского см. в его *Полемических Красотах*. Н. Павлов (*Наше Время*, 1861, 27); Н.-ов (*Библиотека для Чтения*, 1862, 3); статьи в *Русском Вестнике*, (1872, 1); Антонович (*Современник*, 1865, 3); Писарев *Сочинения*; Страхов (Косица) в *Библиотеке для Чтения* (1865, 7, 8); Лесков (*Русская Речь*, 1863, 142); Бибиков *Критические этюды* (1865); Ник. Соловьев *Сочинения*; Цитович *Что делали* в *Что делать* (Одесса, 1879); Волынский *Русские критики*; Иванов *История русской критики*; Протопопов (*Русская Мысль*, 1893, 4); Головин *Русский роман* (1897). Как экономист, Чернышевский занимает выдающееся место в русской литературе. Принадлежа по своим воззрениям к школе так называемых социалистов-утопистов, он подверг остроумной критике основные положения господствовавшей в его время *манчестерской* школы политической экономии, оставаясь всегда самостоятельным, оригинальным мыслителем. Пользуясь крайне несовершенным *гипотетическим* методом, он тем не менее пришел к открытиям, которыми предвосхитил многие выводы творцов научного социализма, опубликовавших свои главные труды в то время, когда литературная деятельность Чернышевского уже прекратилась. Блестящая критика принципа разделения труда, так называемого закона Мальтуса, значения наемного труда и соперничества в современном производстве, влияния технического прогресса на положение рабочего класса напоминает лучшие страницы *Капитала* (К. Маркса), вышедшего в свет на 6 лет позже *Очерков из политической экономии* Чернышевского (Ранние произведения К. Маркса и Родбертуса не были известны Чернышевскому, как и большинству экономистов того времени.) Недаром авторитетнейший представитель научного социализма, которого никак уж нельзя обвинять в склонности расточать незаслуженные похвалы, отозвался о Чернышевском, как о *великом русском ученом и критике, мастерски осветившем банкротство буржуазной экономии* (предисловие к 2 изданию I тома *Капитала*). Свои экономические воззрения Чернышевский изложил в ряде статей, помещенных в *Современнике* с 1857 по 1862 гг., но главным образом в *Примечаниях* к первой книге русского перевода *Оснований политической экономии* Милля и в *Очерках из политической экономии*, представляющих собою критическое изложение остальных книг Милля (*Современник*, 1860 - 1861). Те исключительно публицистические цели, которые преследовал Чернышевский, приступая к изданию перевода Милля со своими дополнениями, были достигнуты им вполне: чрезвычайно ясное изложение предмета, необыкновенно удачные примеры, рассеянные в изобилии блестки остроумия и сарказма, умение представлять в удобопонятной форме самые запутанные экономические проблемы, горячая любовь к народу - все это создало *Очеркам* очень большую популярность и сделало их надолго настольной книгой русской интеллигенции. Вместе с тем за ними следует признать и огромное научное значение. Подобно тому, как в *Капитале* Маркс дает научное обоснование социализму, исходя из законов развития капиталистической формы производства, так Чернышевский стремится обосновать свой социалистический идеал, исходя из основных принципов классической экономии. По мнению Чернышевского, в теории Смитовой школы есть элементы совершенно справедливые. Классическая экономия вполне убедительно доказала, что человек работает с полной успешностью лишь тогда, когда он пользуется всеми плодами своего труда и что принципы сочетания труда и характер улучшенных производительных процессов требует производительной единицы очень значительного размера, заключающей в себе много разнородных производств. *Чем обширнее размеры производства, - говорит Чернышевский в одной из своих критических статей (*Современник*, 1857, № 5, *Заметки о торговле*), - тем дешевле стоимость произведений; поэтому большие капиталисты подавляют мелких, которые становятся наемными рабочими, а соперничеством между последними все более и более понижается заработная плата. С одной стороны являются тысячи богачей, с другой - миллионы бедняков. По роковому закону безграничного соперничества, богатство первых должно все возрастать, сосредоточиваясь все в меньшем и меньшем числе рук, а положение бедняков должно становиться все тяжелее и тяжелее*. Необходимо должна возникнуть идея о *союзном пользовании и производстве*. Таким образом Чернышевский проник в самую глубь капиталистического строя, поняв, что основная характеристическая черта его заключается в производстве при помощи наемного труда и что развитие его выражается в концентрации производства и экспроприации производителя. Общий ход аргументации Чернышевского сводится к следующему. Продукт возникает из сочетания трех основных элементов: материала, сил природы и труда. Труд - единственный элемент производства, лежащий в организме самого человека; поэтому с человеческой точки зрения весь продукт обязан своим возникновением труду; стало быть, весь он должен составлять принадлежность того самого организма, трудом которого создан. С субъективной стороны, труд есть функция известных органов человека и, как всякая функция, приносит наслаждение тому органу, которым совершается. Если труд в настоящее время является бременем для рабочего, то это происходит, *в противность его натуре*, от влияния обстановки труда, которая везде чрезвычайно неблагоприятна. Труд, обращенный на производство предметов, пригодных для поддержания нового производства, выгоден для общества, потому что он увеличивает благосостояние общества; труд убыточен, если он производит продукты, непригодные для ведения производства. В свою очередь продукты выгодного труда (развитые физические, умственные или нравственные силы человека, хороший общественный порядок, орудия производства, материалы производства, предметы, пригодные на потребление работников) должны обращаться на производительное потребление. Достигают ли они такого назначения - это зависит от разных условий и обстоятельств, из которых важнейшим и наиболее постоянным бывают общественные учреждения (законы). Та часть продуктов выгодного труда, которая действительно идет на потребление производительное, называется капиталом. Следовательно, капитал составляет только видоизменение труда и не имеет ни малейшей независимости от труда, который один и создает, и сохраняет его. Всякая претензия приписывать капиталу не только преобладание над трудом, но хотя бы какую-нибудь самостоятельность, должна считаться уклонением от нормального экономического порядка. Школа Смита полагает, что капитал образуется *сбережением*, между тем как в сущности гораздо сильнее сбережения тут действует производительное потребление. Страна поддерживает и увеличивает свое благосостояние только постоянным продолжением и развитием выгодного труда. Увеличить производство страны, служащее основанием ее благосостоянию, можно следующими способами: усовершенствованием производительных процессов; сокращением непроизводительного потребления и перенесением рабочих сил от убыточного труда к выгодному; доставлением работнику возможности обращать на домашние изделия те небольшие промежутки времени, которые остаются у него свободными от занятия коренным его промыслом; возбуждением большей энергии в труде, пропорциональной достоинствам общественных учреждений и размеру доли продукта, поступающей в руки работника. Переходя к вопросу о сотрудничестве и не довольствуясь изложением Милля, игнорирующего те именно стороны разделения труда, которые касаются *производящего работника*, Чернышевский дает блестящий анализ влияния разделения труда на рабочего в физиологическом и экономическом отношениях и приходит к выводу, что высокое разделение труда при нынешнем порядке производства, когда каждый работник вечно остается при одной и той же частице дела, ведет к порче организма у огромного большинства работников, находящихся при процессах усовершенствованного производства; за исключением немногих работников, вся остальная масса, должна подвергаться сокращению рабочей платы соразмерно совершенствованию производительных операций. В то же время разделение труда необходимо для возрастания производства, то есть для человеческого благосостояния. Как выйти из этого затруднения? Дело в том, что разделение труда само по себе нисколько не противоречит требованиям гигиены, и если оно в настоящее время гибельно действует на здоровье рабочих, то в этом виновата неблагоприятная обстановка, в которой осуществляется разделение труда. Самый принцип разделения занятий носит в себе тенденцию к сочетанию разнообразных занятий в деятельности одного работника: он ведет к этому, упрощая операции до того, что исчезают все невыгоды и потери, которыми задерживается сочетание разных занятий в круге работ одного лица при недостаточном развитии разделения занятий; ни одна из выгод высокого разделения занятий не утрачивается, ни одна из невыгод нераздельности занятий не возвращается поочередным переходом одного работника от одной из упрощенных операций усовершенствованного производства к другой. Если бы была принята форма производства, допускающая поочередный переход от одного занятия к другому, то *сбережение и укрепление здоровья в работнике, производимое разнообразием занятий, составило бы громадный выигрыш для производства... Работник мог бы переходить по временам года от земледельческого труда к фабричному, и наоборот*. Когда производство совершенствуется до того, что требует ведения в широком размере, для него становится недостаточным одно то условие, чтобы работник был свободен. Хозяину становится невозможным одному усмотреть за постоянно возрастающим числом работников, за подробностями дела, принимающего громадную величину. Выгодой дела требуется другая форма труда, более заботливая, более добросовестная. Нужно, чтобы каждый работник имел побуждение к добросовестному труду не в постороннем надзоре, а в собственном своем расчете; нужно, чтобы вознаграждение за труд заключалось в самом продукте труда, а не в какой-нибудь плате. Это применимо одинаково как к земледелию, так и фабричной промышленности. Регулятором производства является, по теории Смитовой школы, соперничество. Чернышевский утверждает, что принцип соперничества не может считаться всеобщим принципом экономической деятельности. Принцип этот, который в сущности представляет только одну из форм экономического расчета, стал господствовать лишь с недавнего времени, но и при существующем экономическом строе можно установить правило: где покупателем является коммерческий человек, там условия сделки определяются соперничеством; где покупщиком бывает потребитель, там условия сделки, вообще, подчиняются обычаю. Поэтому *смешно слышать толки рутинных политикоэкономов о необходимости и неизбежности соперничества*. Помимо этого, соперничество *далеко не представляет удобств, требуемых теорией науки*. *Коренной недостаток соперничества - тот, что нормой расчета оно берет не сущность дела, а внешнюю принадлежность его (не стоимость, а цену)*. Вследствие этого происходить *шаткая связь выручки с успешностью дела*, что является *прямым отвлечением человека от охоты к улучшениям*. Из этого недостатка вытекает и другой: *человек выигрывает при соперничестве не только от успешности своей работы, но и от неуспешности работы других*. Производитель трудится в потемках, наудачу, не зная ни того, сколько товара нужно потребителям, ни того, сколько товара работается другими производителями. Вследствие этого производство идет шатко, потребление колеблется между безрасчетной расточительностью (когда товара заготовлено слишком много, и цена его падает) и недостаточностью снабжения; происходят кризисы. Для устранения этих недостатков соперничество должно быть заменено *высшей формой экономического расчета. Если бы производители работали на себя, они соображали бы не случайную принадлежность продукта - цену (потому что главная масса продуктов вовсе и не пошла бы на рынок), а коренные элементы дела: мы располагаем известным количеством рабочего времени и рабочих сил; в какой пропорции выгоднее всего для нас распределить эти силы, это время между разными производителями на удовлетворение разных своих надобностей?* Осуществление этой формы экономического расчета, требуемой теорией, мыслимо лишь при наличности *точного счета общественных сил и потребностей*, а для этого в свою очередь требуется *изменение форм производства*: точный счет общественных сил и потребностей возможен только тогда, когда каждому потребителю известна точная стоимость потребляемого продукта, а для этого необходимо, чтобы потребитель продукта был и его хозяином-производителем; с другой стороны, успешность труда требует сотрудничества многих производителей. Стало быть, *требуется соединение множества людей, в котором каждый участник по труду был бы соучастником в праве хозяйства*. Анализ рабочей платы, прибыли и заработной платы, сделанный Миллем согласно теории классической школы, Чернышевский считает, в общем, удовлетворительным, но он идет гораздо дальше Милля в своих выводах и приходит к резкой критике самого принципа *трехчленного распределения продукта*. Принимая теорию фонда рабочей платы, Чернышевский находит, что величина рабочей платы может быть удовлетворительна лишь при отсутствии наемного труда. Тенденция рабочей платы к падению вытекает, по мнению Чернышевского, из трех причин, которые кроются в самых свойствах существующего экономического устройства. Первая причина: *число людей, занимающихся неземледельческими отраслями промышленности или ничем не занимающихся, растет слишком быстро сравнительно с числом землепашцев*. Вторая причина: *слишком многие из земледельческих улучшений, нужных для благосостояния нации, не представляют достаточной выгоды капиталисту*. Этими двумя причинами объясняется недостаточность земледельческого продукта, а вместе с тем и недостаточность рабочей платы, в которой главную статью составляет продовольствие. Поэтому Мальтус, приписывающий нищету рабочего класса закону природы, вытекающему из несоответствия между возрастанием производительности земли и размножением населения, глубоко ошибается. Допуская, что население, как утверждает Мальтус, удваивается в 25 лет, то есть возрастает ежегодно на 3%, Чернышевский доказывает математическими выкладками, что при таком возрастании населения нужен годичный размер усовершенствования земледельческого производства всего лишь на 1/11 % или на 2 1/7 % в 25 лет, что вполне достижимо и при нынешнем состоянии земледельческой техники. Но люди, по самому устройству организма, едва ли могли бы размножаться с быстротой более 2% в год, по периодам удвоения менее чем в 35 лет. Процент рождений, необходимый для такой быстроты размножения, изнурителен для организма женщины и, по мере улучшения общественных отношений и домашнего быта, должен уменьшаться без малейшего стеснения органических влечений человека. - Третья причина, ведущая к падению рабочей платы, вытекает из закона обратной пропорциональности величины прибыли к размеру заработной платы: прибыль *стремится поглотить весь фонд рабочей платы и останавливается в таком стремлении, лишь материальной невозможностью для работника существовать иначе, как при известной величине рабочей платы*. (По поводу теории, рассматривающей прибыль как вознаграждение из продукта труда за *воздержание*, за *отсрочку личного потребления*, Чернышевский замечает, что воздержание есть нравственное качество, добродетель, не имеющая никакой общей меры с трудом. Нормальное вознаграждение за *отсрочку личного потребления* состоит в сознании благоразумности такого образа действий и в том, что сохранение вещи, потребить которую не нужно человеку ныне, дает ему средство потребить ее завтра, когда это потребление будет ему нужно.) Рента, в свою очередь, *играет относительно прибыли и рабочей платы точно такую же роль, какую прибыль играет относительно рабочей платы: рента захватывает все больше и больше из части продукта, остающейся на прибыль и рабочую плату*. Какое же влияние оказывает низкая рабочая плата на производство? Теория говорит, что успешность труда зависит от качеств работника; но хорошие качества обуславливаются у человека благосостоянием; следовательно, при трехчленном делении работник не может быть хорош. Теория, далее, говорит, что прибыль должна служить возбуждением к деятельности и бережливости; *при трехчленном же делении прибыль постоянно развивается до степени излишества, повергающей человечество в праздность и мотовство*. Таким образом, общественный интерес требует устранения самого принципа трехчленного деления продукта. Каково же наивыгоднейшее распределение продуктов? Оно состоит в том, чтобы *пропорция ценностей, принадлежащих каждому члену общества, как можно ближе соответствовала средней цифре, даваемой отношением между суммой ценностей, находящихся в данном обществе, и числом членов, его составляющих*. Это может быть достигнуто только при устранении наемного труда (*Современник*, том LXXIX, статья *Капитал и труд*). Меновая ценность товаров, количество которых может быть увеличиваемо по произволу, определяется уравнением снабжения и запроса, совершающимся посредством элемента, называемого стоимостью производства. Эта стоимость слагается из меновой ценности труда, употребленного на предмет, и прибыли на этот труд. Такова господствующая теория. Но, замечает Чернышевский, ценность имеет только товар, труд же не может быть товаром, так как он составляет нераздельное целое с самой человеческой личностью, которая не может быть предметом купли и продажи. Следовательно, в определении стоимости производства слово *ценность* (труда) должно быть отброшено; останется только коренное понятие о количестве труда. Таким образом, при том экономическом строе, когда труд не выносился бы на рынок, стоимость производства определялась бы прямо количеством труда, необходимого на производство продукта. Понятие меновой ценности превратилось бы в понятие внутренней ценности. Это дало бы возможность определить, в какой пропорции должны быть распределены производительные силы по разным занятиям, для наилучшего удовлетворения надобностей человека. Производство определялось бы прямо потребностями общества, причем нетрудно было бы различать в экономической жизни нужное от ненужного, убыточное от выгодного. Это не значит, что обмена совсем бы не было: *теория требует, чтобы в каждой группе производителей главная масса продуктов производилась на внутреннее потребление самой этой группы; а если затем некоторая часть продукта обменивается, это ничему не мешает, напротив, может быть очень полезно*. Товары обменивались бы по внутренней ценности. Ошибка экономистов, по мнению Чернышевского, состоит в том, что они отделяют меновую ценность от внутренней, не будучи в состоянии представить себе систему быта, которая была бы выше трехчленного деления продукта. Они избегли бы этой ошибки, если бы обратились мыслью от частного хозяйства отдельных лиц к национальному хозяйству. *Для целой нации потребители и производители одно и то же; рабочая плата, прибыль и рента сливаются в одно целое, в продукт национального труда... Только односторонняя и узкая привычка забывать о национальной или общечеловеческой точке зрения, по увлечению ходом дел в частном хозяйстве, могла заставить господствующую теорию ограничиваться поверхностным понятием о стоимости труда и производства для нанимателя-капиталиста*. Из изложенного нетрудно догадаться, с какими идеями должен был выступить Чернышевский в вопросе об освобождении крестьян. Как стороннику принадлежности орудий труда производителю, он должен был высказаться за наделение крестьян землей; как сторонник общественной формы производства, он не мог не настаивать на сохранении общинного землевладения. И действительно, в ряде замечательных по остроумию и убедительности статей, составивших эпоху в русской литературе по крестьянскому вопросу и послуживших краеугольным камнем для всего последующего развития взглядов на общинное землевладение, он настаивает на той мысли, что там, где существует общинное владение землей, эта форма должна быть сохранена во что бы то ни стало; там же, где существует личное владение, следует стараться путем разъяснений и примеров побудить население перейти к этой форме землевладения. Сохранение земельной общины есть единственное средство спасти русских крестьян от обращения в пролетариев. Основываясь на фактах аграрной истории Англии и Франции, он предвидит, что через 25 - 30 лет, вследствие роста населения и развития торговли и промышленности, потребуется усиление производительности земли посредством вложения в нее крупных капиталов. Силой вещей к земледелию будут привлечены капиталисты, и у нас водворится система фермерства. Мелкие собственники не в состоянии будут выдержать конкуренцию с крупными фермерами и вынуждены будут продать свои участки, обратившись в наемных работников. *И вот тогда общинное владение спасет крестьян: соединяясь в товарищества, они найдут у самих себя нужные средства для расширения хозяйства и нужный размер полей*. В отношении сельскохозяйственных улучшений общинному владению должно отдать бесспорное преимущество перед мелкой собственностью и фермерством: мелкий собственник совсем не может вводить у себя дорогостоящих улучшений, фермер же по истечении срока своего контракта теряет всю сумму произведенных им улучшений, тогда как общинник при переделе может потерять только часть их; при общинном владении можно притом установить принцип вознаграждения за произведенные улучшения. Философские предубеждения против общины тоже не выдерживают критики: эта форма землевладения есть та третья стадия, наступление которой представляется необходимым в силу логического развития аграрных отношений согласно гегелевской триаде. Для достижения этой третьей стадии нет, однако, надобности непременно испытать вторую (частная собственность): отсталый народ, пользуясь опытом и наукой передовых, может подняться с низшей степени развития прямо на высшую; средние степени достигают в этом случае только теоретического бытия. Существующая форма общинного владения (с индивидуальным производством) должна будет со временем замениться высшей формой - коллективным производством: первая предотвращает пролетариат, вторая, кроме того, содействует и улучшению производства. На каких же условиях должно состояться наделение крестьян землей при освобождении? Если стоять на строго юридической почве, то помещик не в праве требовать выкупа за землю: ценность имения с барщинным трудом определяется исключительно той частью его, которая находится в личном пользовании помещика; следовательно, с переходом к крестьянам земли, находящейся в их пользовании, ценность поместья нисколько не уменьшается. Что касается оброчных имений, то там оброк вообще вытекал из нарушения законных оснований крепостного права. Во всяком случае при исчислении выкупной суммы необходимо держаться умеренных цифр: обязательства, лежащие на земле, должны быть не очень велики сравнительно с доходом от нее. Принимая во внимание, что личный труд крестьянина не подлежит выкупу и что за основание расчета следует взять не весь доход, получаемый помещиком от поместья, а только ту часть, которую он теряет вследствие освобождения, Чернышевский приходит к заключению, что в среднем выкуп не должен превышать 49 рублей 5 копеек на душу или 532 миллионов рублей для всей России. С такой суммой справиться не трудно: она составляет не более 1/5 части годичного дохода, доставляемого русским сельскохозяйственным производством. Выкуп должен быть произведен немедленно: повышение цен на землю, понижение заработной платы, соперничество более крупных покупщиков, ослабление сознания о неизбежной принадлежности земли крестьянам, - все это может потом сильно затруднить выкуп. Из всех возможных способов выкупа Чернышевский находил наиболее справедливым принятие государством всех расходов на себя, потому что от освобождения крестьян с землей выигрывает вся нация. Л. Д. З. В 1905 - 1906 гг. вышло в свет в СПб. в 10 томах (последний в 2 ч.) *Полное Собрание Сочинений Ч.*. В последнем томе хорошо составленная библиография книг и статей о Ч. См. воспоминания о Ч. Короленко в *Русском Богатстве* (1904, 11, и 1905, 6); П. Николаев *Личные воспоминания о пребывании Н. Г. Ч. на каторге* (Москва, 1906); К. Федоров *Жизнь великих людей. Н. Г. Ч.* (2-е изд., СПб., 1905); М. Лемке *Политические процессы М. Михайлова, Д. Писарева и Н. Ч.* (СПб., 1907), где подробно по архивным материалам изложен процесс Чернышевского, и доказано, что у сената не было никаких данных для признания Чернышевского виновным. В. В-в. См. также статьи: Авенариус Василий Петрович ; Александр II ; Альбертини Николай Викентьевич ; Андреевы (писатели) ; Белинский Виссарион Григорьевич ; Белов Евгений Александрович ; Бибиков Петр Алексеевич ; Благовещенский Николай Михайлович ; Булгаков Михаил Иванович ; Ватсон Эрнест Карлович ; Водовозова-Семевская Елизавета Николаевна ; Глинка Александр Сергеевич ; Григорьев Аполлон Александрович ; Добролюбов Николай Александрович ; Елисеев Григорий Захарович ; Зарины (писатели) ; Кольцов Алексей Васильевич ; Котляревский Нестор Александрович ; Крузе Николай Федорович (фон) ; Лавров Петр Лаврович (Миртов) ; Лермонтов Михаил Юрьевич ; Лопатин Герман Александрович ; Лунин Виктор Игнатьевич ; Ляцкий Евгений Александрович ; Майков Аполлон Николаевич ; Михайлов Михаил Ларионович ; Михайловский Николай Константинович ; Мышкин Ипполит Никитич ; Надеждин Николай Иванович ; Назарьев Валерьян Николаевич ; Некрасов Николай Алексеевич ; Никитин Иван Саввич ; Николаев Петр Федорович ; Огарев Николай Платонович ; Островский Александр Николаевич ; Писарев Дмитрий Иванович ; Писемский Алексей Феофилактович ; Полевой Николай Алексеевич ; Полонский Леонид Александрович ; Помяловский Николай Герасимович ; Протопопов Михаил Алексеевич ; Пушкин Александр Сергеевич ; Пыпин Александр Николаевич ; Россия, разд. История русской литературы (библиография) ; Россия, разд. Русская литература (1848 - 1855) ; Россия, разд. Философия ; Россия, разд. Экономическая наука ; Ростопчина Евдокия Петровна ; Сенковский Осип-Юлиан Иванович ; Случевский Константин Константинович ; Солдатенков Козьма Терентьевич ; Соловьев Николай Иванович (врач и критик) ; Срезневский Измаил Иванович ; Страхов Николай Николаевич (писатель I) ; Толстой Лев Николаевич ; Тургенев Иван Сергеевич ; Успенский Николай Васильевич ; Фаресов Анатолий Иванович ; Флексер Аким Львович (А. Волынский) ; Черниговец (Вишневский Федор Владимирович) ; Шевырев Степан Петрович ; Шелгунов Николай Васильевич ; Шелгунова Людмила Петровна ; Щербина Николай Федорович ; Юркевич Памфил Данилович .... смотреть
Чернышевский, посёлок городского типа в Мирнинском районе Якутской АССР. Расположен на р. Вилюй (приток Лены). Связан автомобильным трактом с г. Мирный... смотреть